— Наладится, конечно… Но, видимо, нескоро… Ты только никому про эту историю с самолетом не рассказывай, ладно?

— Теперь-то уж мне ничего не страшно, брат… Да и кто сейчас в такое поверит? Скажут, допился бомж до «белки»[7]. Еще в психушку запрут!

— Запрут непременно. А ты мне нужен! Так что «фильтруй базар»[8], дружище.

— Ты, Паша, только не думай, что я балабол какой-то… О том эпизоде ни одна душа в мире не знает, кроме нас с тобою…

— Двое — это уже очень много!

— Я тебе, как брату, первому открылся, а ты меня учить вздумал! — неожиданно обиделся Женька и, отвернувшись, сделал вид, что засыпает.

Макс тоже последовал его примеру.

Планируя какую-либо спецоперацию, ее идейные вдохновители обязаны в первую очередь позаботиться о надежной связи с непосредственными исполнителями. Это — аксиома, другими словами — неоспоримая истина, не требующая доказательств. Во всяком случае — для нелегалов…

Вскоре Максим получил первую депешу. В ней были только фамилии: «Бубенщиков, Семашко». Это означало, что руководители ФСБ признали приоритетными именно эти два направления в деятельности разведчика. Какой информацией руководствовались они, принимая такое (кстати — абсолютно верное!) решение, Гольцов не знал. Но сразу догадался: Отважного информирует еще кто-то. Скорее всего — неизвестный пока резидент, личный контакт с которым предполагалось установить только в случае крайней необходимости.

Обычный листок бумаги Макс обнаружил в автоматической камере хранения, помеченной цифрой «26». Ознакомившись с текстом, переложил послание в ячейку номер «71»: осуществлять информационное обеспечение операции, а значит, и собирать досье на всех фигурантов дела — святая обязанность резидента. Последний, как и Гольцов, должен периодически проверять содержание связной камеры, но напасть на его следы пока не удавалось. Слишком профессионально тот действовал…

«В инспекции я уже отметился, паспорт получил, на работу фактически устроился… Так что теперь, дружище, ты от меня никуда не денешься… Во время следующего подхода будешь мой!»

Максим с самого утра удобно расположился в уголке зала ожидания рядом с камерами хранения. Неподалеку устроился Николай Петрович, часами не сводивший глаз с буфета, точнее — с пивных бутылок, соблазнительно выстроенных в шеренгу за стеклянной витриной. Слабость по отношению к пенящемуся напитку старый парикмахер питал еще со времен социалистического «изобилия»…

Чтобы он не изошел слюной, Волкову пришлось возрождать традиции меценатства:

— Эй, Петрович!

— Что, Паша?

— Пиво будешь?

— Издеваешься?

— Не… Серьезно!

— Я бы с удовольствием… Да «бабла» нету.

— Угощаю! Какое ты больше любишь?

— «Балтику». Троечку…

— Возьми пару бутылочек. И рыбку не забудь!

— Хорошо… Деньги давай!

— Пусть Верка запишет на мой счет… Когда закончим — я рассчитаюсь!

Старик бросился к прилавку и что-то шепнул на ухо толстой буфетчице. Та недоверчиво покосилась в сторону Гольцова, но разведчик вовремя кивнул подбородком, и желанные бутылки с синей этикеткой перекочевали в руки дяди Коли. После чего Вера принялась резать на куски копченую скумбрию, аромат которой мгновенно заполнил весь зал…

Еще секунда — и все это богатство очутилось на скамье перед Максимом.

И понеслось!

Николай Петрович быстро справился со своей порцией. Всего лишь под один кусочек рыбки. И жадно уставился на бутылку товарища, количество напитка в которой, казалось, совсем не убывает.

Пришлось повторить.

Потом еще.

И еще…

Завтрак постепенно превратился в обед, обед — в ужин.

Все это время разведчик вполне успешно пытался не выпускать из поля зрения автоматические камеры. Может быть, за исключеньем тех минут, когда бегал отливать жидкость. Но так никого и не дождался. Или в его «расчеты» закралась ошибка, или резидент проявил чрезмерную осторожность, или Макс попросту «прошляпил момент»…

И только когда стрелки вокзальных часов на всех парах стали приближаться к полночи, на глаза агенту попалась миловидная смуглянка, небрежно и в то же время как-то особенно ловко несущая через зал стройное тельце, облаченное в своеобразное сочетание пестрых, истинно цыганских тряпок и вполне современного импорта. Она спокойно и гордо проследовала к связной камере, набрала нужный код… Было хорошо видно, как цыганка берет записку и прячет ее во внутренний карман легкой замшевой куртки, накинутой поверх платья.

Через мгновение незнакомка покинула просторный зал и сразу затерялась в компании таких же черноволосых девиц. Все они были, как на подбор: тощие, чуть ли не прозрачные, росточком где-то под метр семьдесят. Ни одной привычной толстозадой матроны с парочкой сопливых и чумазых детишек.

Гольцов понял, что резидент обвел его вокруг пальца.

Он не обиделся — нет.

Наоборот, мысленно похвалил коллегу за осторожность.

Коренной ленинградец Иван Байков с детства мечтал ловить шпионов. Спал и видел, как выводит на чистую воду очередного врага советской власти. Поэтому проблемы выбора профессии для него никогда не существовало…. Закончил среднюю школу в родном Петроградском районе, отслужил срочную службу в Заполярье, где вступил в партию, считавшуюся тогда «руководящей и направляющей», и, заручившись рекомендациями старших товарищей, подался в управление КГБ. Там ему посоветовали поступить в университет. На обычный юрфак. Байков засмущался, мол, не потяну, но краснощекий капитан, с которым его познакомил второй секретарь горкома комсомола — бывший однокурсник старшей сестры — только рассмеялся в ответ…

Вступительные экзамены Байков сдал на удивление легко, хотя особенными знаниями никогда ранее не отличался. Что поразило обычно суровых экзаменаторов? Рабоче-крестьянское происхождение, военная выправка, партийная принадлежность? А может, просто посодействовала Контора?

Капитан первым поздравил свежеиспеченного студента. Еще до обнародования официальных результатов. И сразу предложил «ответственное» задание: еженедельно информировать его лично о всех разговорах в студенческих кругах. Непродажный по характеру, Иван каждый раз краснел, передавая своему куратору письменный отчет.

Летом друзья-студенты разъезжались по стройотрядам, а здоровило-Байков, вооружившись очередным освобождением от «тяжелого физического труда», без устали овладевал секретами будущей профессии. Посещал закрытые лекции в военных училищах и Академиях, где, как оказалось, каникул никогда не бывает, получал навыки работы нелегала в спецгруппах милицейских заведений, даже в летнем лагере ГРУ однажды стажировался… Впрочем, тогда он был совсем не Байковым, а Мухаммедом Аль-Рашидом, посланцем дружественного Ближнего Востока. Благо, «косить» под араба Ивану оказалось совсем не сложно. Почти никто не мог распознать чистокровного «русака» в ярком брюнете с черными проницательными глазами.