Мой немолодой принц улыбнулся и слился с толпой. Я, стараясь опередить всю веселую делегацию, побежала наверх, в спальню. На кровати сидела Лусо. Рядом вытирала слезы мать, а чуть поодаль стояли Маринэ и арснакур – двоюродная сестра Ася, подружка невесты.

По традиции подружку невесты выбирали среди незамужних сестер. Ася была моей ровесницей, она училась в Москве в медицинском и тоже вырвалась в Ереван на несколько дней.

Я уставилась на Лусо, словно увидела впервые. Ее обычно взъерошенные светлые волосы были уложены локонами и собраны в аккуратную кичку. Несколько прядей обрамляли лицо, слегка прикрывая серьги, подаренные мной накануне. Вместо поспешного утреннего макияжа на ее лице угадывалась работа профессионала. Платье цвета шампанского делало мою решительную подругу хрупкой и беззащитной.

Лусо высунула язык и хмыкнула. Я ответила тем же, стараясь подавить наворачивающиеся слезы.

– Таросе кез, Мар-джан!

Буквально это выражение означало «передаю тебе» – так говорили, приглашая близкого человека разделить пережитые эмоции.

Внезапно дверная ручка врезалась мне в спину, и комната стала заполняться людьми. В коридоре играли музыканты, грустить было некогда. Отовсюду посыпались поздравления и поцелуи. Какая-то женщина запела песню в честь невесты. По ее уверенному позированию оператору я предположила, что она – известная в Армении певица. Гости нестройно хлопали, пытаясь попасть в такт. А я не могла избавиться от странного щемящего чувства – радости, умиления и тихой печали.

Каворкин раскрыла первую корзину, и над невестой семь раз прокружилось белое облако, прежде чем фату аккуратно прикрепили к прическе. Ритуал сопровождался какими-то словами, но я их не слушала. До этого момента я никогда не думала о традиционной свадьбе, но теперь меня одолевали сомнения. Загс, дежурные фразы, бездушный поток пожеланий – была бы я там настоящей?

Мой взгляд выхватил в толпе Андо, а магия обряда окончательно освободила меня от бесконечных терзаний. Я снова задышала полной грудью.

По обычаю, одну туфельку вытаскивали из сини и прятали, а кавору приходилось ее выкупать. Лусо наотрез отказалась класть в корзину свои огромные туфли и в итоге победила – туфли уже были на ней. Словно прочитав мои мысли, она подавила самодовольную усмешку. Я улыбнулась: пусть радуется своей маленькой победе, ведь бог знает, сколько битв ей еще предстоит уступить.

Церемония сбора невесты подходила к концу, певица повторила первый куплет – и в спальню вошел жених. Родственники столпились позади, занимая каждый свободный сантиметр небольшого пространства.

Давид – кажется, так его звали – смотрел на свою будущую супругу, словно до конца не верил, как же ему повезло. Откинув фату с лица улыбающейся Лусо, он поцеловал ее в щеку, что вызвало новую волну оваций и поздравлений. Час спустя все дружно расселись по машинам, успев перед этим выпить и съесть все, что было на фуршетном столе.

Мы с Андо запрыгнули в автомобиль одного из друзей жениха и приехали в церковь раньше всех. Запах духов еще не успел вытеснить запах ладана. Тут было тихо, как в моих воспоминаниях пятилетней давности. Конечно, за эти годы мне не раз приходилось снимать в церквях и соборах. Но заходила я туда только по работе, заперев душу на замок, заставив память молчать.

Андо куда-то исчез, и я в одиночестве направилась к алтарю. Украшенные белыми цветами ряды вновь погрузили меня в мир, где мечты непременно исполнялись. Сама реальность благословляла этот радужный бред. Сев на скамью, я закрыла глаза и позволила себе слиться с древними стенами.

Церковь постепенно заполнялась людьми, но это не прервало мой внутренний монолог. Молилась ли я? Нет. Мне не о чем было молиться. Я благодарила.

Начался обряд венчания, все встали. Моя пышнотелая соседка тщательно изучила меня, задержав взгляд на серебряной абрикосовой косточке, подаренной мне отцом в самолете в тот далекий день.

Женщина о чем-то спросила, но я не разобрала слов.

– Простите, я не поняла.

– Не знаешь армянского?

– Видимо, нет.

– Я тоже! – засмеялась она. – Я из Карабаха. У нас свой барбар[68].

Жених и невеста подошли к пожилому священнику. Молитвы разлились по сводам, и я вся покрылась мурашками. Тигран как-то сказал, что рано или поздно я приду к вере, ибо именно она управляет неисправными самолетами и уставшими водителями. В настоящий момент вера вела мою душу к свету. Туда, где ставший таким хрупким голос подруги трижды прошептал «да». Кто вызвал мои слезы? Видимо, тот же, кто собрал нас здесь.

Гости потянулись к алтарю, спеша раздать поцелуи новобрачным, их крестным и родителям. Людским потоком меня вынесло к выходу. Моя необъятная соседка стояла у самой двери, словно поджидая меня. Я снова ощутила на себе ее взгляд.

– Это сейчас модно?

– Вы о чем? – Мои пальцы непроизвольно сжали серебряную косточку, словно в подтверждение, что я правильно поняла ее слова.

– Только что видела на мужчине такую же.

Нет!

– На… каком мужчине?

– Да вон, с бородой!

Земля под ногами пошатнулась. Люди обступили проход, будто пытаясь помешать мне сбежать. Скорее на воздух, без ладана и цветов. И без Тиграна!

Кое-как мне все же удалось выйти и тут же пожалеть об этом – полуденная жара навалилась с новой силой.

Андо обманул меня! А Лусо? Неужели она не знала?

Ускорив шаг, я оказалась возле фонтанчика. Спасительная влага на руках и ногах придала мне бодрости, но не смогла унять дрожь. Пять лет я избегала встречи с ним!

– Говорят, что смоченный затылок способен вернуть к жизни даже мертвого.

Будь я в Средневековье, то упала бы в обморок. Но в современном мире женщины не теряют сознания при виде человека, разбившего им сердце. А жаль – какой чудесный выход из положения!

Бежать было некуда. Я часто представляла нашу встречу. Думала, что мне хватит одного лишь взгляда – и я предам забвению все. Реальность же оказалась куда изощреннее: я не испытывала ничего.

Тигран прожил явно не лучшие свои годы. Он изменился, и этого мужчину я не знала. Судя по всему, та же мысль вертелась и в его голове.

– Рад тебя видеть, Мар.

В его голосе появилась нежность, которая, как осадок со дна души, подняла все мои чувства. Я хотела сказать что-нибудь подобающее случаю, но даже самые банальные слова не шли на ум.

На его рубашке блестела серебряная косточка – то, что осталось от дружбы наших отцов, я знала каждый миллиметр этой драгоценности. Кого я обманывала? Ничего не испытывать к нему я могла,