Этот боевой «Георгий» Бенкендорф заслужил в самом начале кампании, «в воздаяние отличного мужества, храбрости и распорядительности, оказанных при партизанских действиях против французских войск и при поражении их при Темпельберге».

По секретному приказу Кутузова от 9 февраля 1813 года («Дабы… не дать времени неприятелю быть в покое или формироваться, то составляются летучие отряды, которые от гр. Витгенштейна, перейдя за Одер, будут следовать за неприятелем к Берлину и беспокоить его до самой Эльбы»23) «летучие отряды» торопились к Берлину наперегонки с весной. В начале февраля, по последнему, уже тонкому, «дышащему», льду они перешли Одер. Река вскрылась буквально на следующий день после этой переправы. Французы, уверенные, что они в безопасности, поскольку контролируют все мосты, не знали, что русские уже у них в тылу.

Часть отряда Бенкендорф отправил на север, на Берлин, а сам с 180 гусарами, 150 драгунами и восемью сотнями казаков решил произвести поиск в сторону Франкфурта-на-Одере. Этим он продемонстрировал качества «командного игрока»: отвлекая и сковывая наполеоновские войска к юговостоку от Берлина, Бенкендорф обеспечивал беспрепятственное наступление отрядов Чернышёва и Теттенборна и оставлял им славу овладения прусской столицей. Кроме того, князю Кутузову стали поступать важные разведывательные данные: «Отряд генерал-майора Бенкендорфа перехватил письмо, посланное к генералу Жирару начальником Главного штаба. Письмо сие служит удостоверением того, что неприятель не останется на правом берегу Одера»24. Рассеяв по дороге вражескую колонну и выдержав несколько авангардных стычек, кавалерия Бенкендорфа встретила довольно значительные силы противника. 12 февраля близ Темпельберга дорогу на Франкфурт загородил целый кавалерийский полк. Этот свежесформированный 4-й конно-егерский полк только что пришёл из Италии и, по печальному признанию Евгения Богарне Наполеону, составлял тогда всю его кавалерию (остатки прежней, некогда гонявшейся за Бенкендорфом под Смоленском, если и вернулись из России, то пешком).

Александр Христофорович показал, что неплохо овладел тактикой кавалерийского боя. Гусары были немедленно отправлены в засаду, из драгунов (главная ударная сила) сформирован резерв, а казаки изобразили атаку. Неприятельский эскадрон браво «опрокинул» атакующих донцов, бросился в преследование… и был рассеян, а остальные не испытывали острого желания поспешить на выручку товарищам. Полк начал отходить в надежде, что удастся отразить атаки казаков пистолетным и карабинным огнём. Но было поздно: ловкие гусары успели зайти с тыла, а драгуны довершили разгром. В плен было взято 38 офицеров и 750 рядовых; спаслось чуть больше трёх десятков человек во главе с полковником. Они добрались до Франкфурта и подняли тревогу.

Когда туда прибыл Бенкендорф, его уже поджидали. Осаждать город с одной только лёгкой кавалерией — занятие бесполезное, но Бенкендорф попытался взять противника «на Испуг»: немедленно потребовал сдаться! И только получив вполне резонный отказ, он приказал отряду развернуться и идти к Берлину, чтобы не терять связи с другими частями. По дороге от Франкфурта к Берлину отряд Бенкендорфа вынудил капитулировать гарнизон городка Фюрстенвальде на реке Шпрее. При этом сдались в плен хоть и не «три батальона французской гвардии», как отмечено в формулярном списке и первой биографии генерала25, но всё же гвардейцы — итальянские, «велиты Пьемонта», во главе с комендантом Цицероном26.

А 20 февраля Берлин был взят — точнее, освобождён, ибо к тому времени Пруссия уже четыре дня как заключила с Россией союзный договор.

К марту линия фронта пролегала по Эльбе. Как ни настаивали генералы, князь Кутузов не торопился продолжать наступление: «Самое лёгкое дело — идти теперь за Эльбу. Но как воротимся — с рылом в крови?» Поуспокоившись, он объяснил своё решение: «Полезно было бы захватить больше пространства в Германии и тем самым ободрить и поднять народ. Но польза будет ли равна опасности, которая нам предстанет от… нашего ослабления… оттого, что по мере отдаления нашего неприятель станет усиливаться?»27

Наступление замерло, военные действия надолго свелись к авангардным стычкам и блокаде крепостей, но весенние подвиги Бенкендорфа запечатлела мраморная доска «34-й стены»:

Ганзейский город Люнебург в нижнем течении Эльбы не стал дожидаться подхода русско-прусских войск. Едва услышав, что казаки приближаются, его жители самостоятельно прогнали наполеоновских чиновников и ввели прежнее, «дофранцузское» управление — несмотря на угрозу быть «наказанными» от расположенных неподалёку наполеоновских войск. 14 марта они даже отбили нападение французских жандармов. Поддержать непокорный город бросились отряды Чернышёва и Дёрнберга (которому теперь был подчинён Бенкендорф) — около 3,5 тысячи человек. Началась гонка между ними и наполеоновским генерал ом^Жозефом Мораном, имевшим более четырёх с половиной тысяч человек при 12 орудиях. Моран был ближе, поэтому успел первым, хотя отряд Бенкендорфа проходил до 70 вёрст в день. 20 марта французы заняли Люнебург и устроили военный суд, приговоривший к расстрелу 50 горожан.

Однако торжественную показательную казнь подготовить не успели. Уже на следующее утро, 21 марта, отряд Морана был атакован русско-прусскими партизанами и, хотя оборонялся упорно, не смог остановить их у городских стен. А сам город стал ловушкой для французов: здесь на них набросились ещё и жители. В бойне на улицах полегло до половины солдат Морана, а когда сам он был смертельно ранен, его уцелевшие подчинённые сложили оружие. Были взяты трофеи: три знамени, девять пушек, весь обоз. Уцелевшие три полковника, 80 офицеров и 2200 нижних чинов были взяты в плен. Увы, на следующий день «летучие отряды» союзников должны были оставить город ввиду приближения целого французского корпуса под начальством маршала Даву. Уходя, Чернышёв написал неприятельскому командующему, что за смерть каждого из жителей будут отвечать пленные французы. Угроза подействовала — никто из люнебургцев не был казнён.

За отличие при Люнебурге Бенкендорф был награждён орденом Святой Анны 1-й степени. С конца марта его отряд попал под командование австрийского генерала графа Вальмодена: союзнический долг принуждал Александра I продвигать «немцев». Парадоксально, но «русский немец» Бенкендорф высказывал недовольство таким поворотом событий; судя по письмам, его пугали «Вальмоден, Дернберг, Тетгенборн, за каждым из которых следует рой немцев». Он жаловался Воронцову, что «окружён немцами со всех сторон», и выражал надежду послужить под началом своего старого товарища. Эта надежда сбылась позже, так как 23 мая военные действия приостановились, было заключено Плесвицкое перемирие и Европа замерла в ожидании: нежели наконец-то будет восстановлен мир?!