В Красном море, не встретив ожидавшихся северных ветров, пришли благополучно в Суэц на 7-е сутки. На следующий день, дождавшись своей очереди, мы вошли в Суэцкий канал. На ночь мы стали на якорь в Измаиле и на утро пошли опять каналом, и поздно вечером пришли в Порт-Саид. Здесь, благодаря хорошо организованным артелям туземцев и негров, погрузка угля происходит очень быстро, и в один день мы уже с нею покончили.

Освободившись затем обильным мытьем от угольной пыли и устроив для команды «баню» в импровизированной палатке, мы следующие три дня отдыхали, ничего не делая и спуская команду на берег, чтобы освежить их после томительных переходов и угольной эпопеи в злополучном Коломбо. Почти вся команда успела перебывать здесь на берегу и сделать запасы табаку и фруктов (фиников). Офицеры же покупают так называемые «Каирские» папиросы из египетского табака, который известен по всей Европе, он очень душист и мягок.

Русский консул немец Brun прислал почту, и я получил от жены письмо после долгого промежутка.

20-го июня направились на остров Мальта — опять в английский порт. На четвертый день утром фрегат вошел в обширную, почти круглую гавань города La Valetta. Этот порт, принадлежавший когда-то Мальтийскому Ордену, теперь служит главною стратегическою базою английской Средиземной эскадры. Бросаются в глаза ярко-желтые обрывистые берега (мальтийский известняк), точно выкрашенные охрой, с довольно узкими воротами. Эта природная гавань имеет вид котла, на вертикальных стенках которого лепятся старинные дома, церкви и вообще все городские и портовые постройки. La Valetta представляется городом, сохранившим характер средних веков, а стоящий на рейде английский флот с современными броненосцами являет собой резкий контраст с городом. Здесь рядом как бы совмещены две картины из различных эпох. Военные и морские власти — все англичане, а жители города сохранили свою национальность и свой язык. Пополнив уголь, мы ушли в Кадикс. Все наши переходы Средиземным морем сопровождались ясной, тихой погодой. После того пекла, которое мы испытали в тропиках, и в особенности в Коломбо, здесь мы чувствовали себя прекрасно, точно летом на даче. Приближалось время возвращения в Россию, и я принялся «наводить чистоту» и окраску.

Гибралтар мы проходили на третий день плавания, а на следующее утро, с восходом солнца, вошли в Кадикс. Белый город с крепостными стенами блестел под яркими лучами южного солнца, и мне было приятно вспомнить, как 10 лет назад я был очарован этим живым памятником былого могущества средневековой Испании, с ее гордым поэтическим народом, с красавицами-испанками, боями быков и прекрасными винами… Но теперь при входе на рейд старшему офицеру следует отбросить поэзию: надо заботиться о прозе — скорейшей погрузке угля, чтобы обеспечить фрегату беспрепятственное стремление домой — в родную страну, хотя и бедную, темную, в сравнении с пройденными нами богатыми колониями, но в страну, где нас ждут с нетерпением дорогие нашему сердцу и близкие нам семьи.

Здесь я получил с полдюжины писем от сослуживцев с заказами на вино от Скрыдлова, Пилкина, Бирилева, Нидермиллера, Вирениуса, каждый просил привезти по несколько бочек мадеры, марсалы и испанских вин. Это обычные поручения, получаемые судами, проходящими по «винным портам» на пути в Россию. Для себя я тоже решил взять немалые запасы испанских вин, и на этот раз я сам съехал на берег. Громадные погреба фирмы «La Cave» находятся за городом. Времени ушло много на выбор вина, и только поздно вечером я вернулся в город. Офицеры трунили, что в Кадиксе фрегат наш сел на целый фут глубже от принятой массы вина: для Кронштадтского Морского собрания, Гвардейского экипажа, для своей кают-компании, кроме того, каждый офицер взял для себя по несколько бочонков вина. Здесь были взяты хереса: amontilado, manzanilla, malaga, oporto, pajaretta, lacrima Cristi и др. Мадерой и марсалой мы запаслись в обилии еще на Мальте. Теперь наши трюмы и погреба были битком набиты этим драгоценным грузом.

В письме своем капитан I ранга А.А. Вирениус (он служил в те времена в Морском Техническом Комитете в должности помощника Главного инспектора минного дела) сообщал мне, что я буду назначен помощником Главного инспектора по минному делу на должность, соответствующую чину капитана I ранга. Странно, я еще не вернулся, а меня, не спросив, назначили на «береговую», хотя и высшую должность.

Я готовил себя для чисто морской карьеры, в первое мгновение по получении письма А. А-ча я был недоволен засесть в Адмиралтействе на «береговой» должности, но, теперь окончив сравнительно рано ценз старшего офицера, я рассудил, что корабль 2 ранга получу в командование не ранее, как через 5 лет, и чем эти годы тянуть лямку в кронштадтских береговых экипажах без дела, то лучше жить в Петербурге и занимать почти адмиральскую должность по интересующей меня технике и моей специальности — минного офицера. Во всей дальнейшей моей службе судьба мне покровительствовала: все высшие чины и должности, до начальника эскадры включительно, я получал всегда неожиданно и ранее сверстников.

12 июля фрегат вышел в Шербург. В Бискайском заливе, как и следовало ожидать в летнее время, погода стояла на редкость «дамская» и позволяла мне продолжать окраску фрегата. В Ламанш вошли мы также при ясной погоде и 20 июля стали на якорь на обширном Шербургском рейде. Приемка угля и французских вин здесь несколько затруднялась большим волнением, разводимым довольно свежим ветерком, стихавшим обычно только по ночам. Я здесь закупил жене французской мануфактуры, материи шелка, перчатки, духи и т. п.

В последних числах июля вышли в море для следования в Киль. В Ламанше мы шли в обычном густом тумане, хотя сверху жгло ясное июльское солнце. Кругом по всему горизонту, закрытому от глаз молочною мглой, слышатся со всех сторон гудки и сирены снующих здесь многочисленных пароходов, идущих в океан или обратно, сдавленных в Ламанше, как в узкой воронке. Плавание здесь усложняется еще большим числом банок и отмелей, рассыпанных по всему проливу, и чем ближе к узкому Па-де-Кале, тем они гуще. Каждая банка со стороны фарватера обставлена плавучим маяком или баканом с гудящими сиренами, и нужно быть хорошим лоцманом, чтобы уметь отличить по слуху гудок искомой банки в этом безграничном оркестре гудящих кругом пароходов. Наш опытный старший штурман (Э. Г. Егерман — весьма симпатичный, любимец кают-компании, прекрасный штурман, владеющий многими иностранными языками, долго проживавший на Востоке; это было его третьим кругосветным плаванием) прекрасно ориентировался в этой опасной толчее и с привычным искусством подвел фрегат к английскому порту Dover, а затем на утро мы, пройдя маяк Галопер, вошли в Немецкое море. Там имели ясную погоду и попутный ветер, позволявший нести паруса в помощь машине.

Дня через три подошли на вид высокого норвежского берега и, склонившись отсюда на SO, обогнули датский маяк Скаген и вошли в пролив Бельт. Здесь приняли датского лоцмана и пошли вдоль неизменного, покрытого зелеными лугами датского берега. На ночь стали на якорь у города Ниборга, а на утро, переменив лоцмана, пошли до выхода в южное Балтийское море, 6 августа фрегат вошел в Кильскую бухту и отдал якорь у города.

Здесь я был в первый раз. Закрытая со всех сторон, кроме узкого входа с севера, Кильская бухта имеет форму растянутого эллипса, длиною около трех миль. В южной части бухты расположен старый голштинский город Киль, перешедший к Пруссии от Дании в 60-х годах прошлого столетия. На самом берегу стоит древний замок незатейливой архитектуры с черепичной крышей и остроконечными башенками по углам; это — памятник господствовавших здесь когда-то голштинских курфюрстов. Из этого замка был вывезен в Россию в первой половине XVIII столетия сын курфюрста Фридриха — юный принц Петр III, ставший потом злополучным русским императором и родоначальником возобновленной династии Романовых. Впоследствии, в 1901 г., командуя «Герцогом Эдинбургским», я зашел в Киль, возвращаясь из Атлантического океана в Россию, и был приглашен принцессою Иреною на обед в этот замок, где я имел случай видеть старинный портрет курфюрста Фридриха, отца Петра III.