– Кстати, он что, с тобой остается?

– Почему бы и нет? Вдвоем надежнее и веселее.

– Тогда и я с вами побуду, – решительно заявил Петр. – Хвоста за собой я не заметил.

Из пристройки уже никто не выходил, но и назад не возвращался. Обед, очевидно, продолжался.

Игорь подошел к Петру и сказал:

– Дорогой брат, прости, но я обещал Милене не втягивать тебя в наши дела.

– Что значит втягивать? – взорвался Петр. – Я уже давно в них втянут.

– Нет, Петр, нет! Едва Милена пустила меня на порог, я понял, что она за тебя очень боится. А я не могу мешать вашему счастью.

Наступило молчание. Ян смотрел то на одного, то на другого брата.

Петр напрягся, боролся с собой.

– Пусть будет так, – наконец выговорил он. – Но еду утром я вам все-таки принесу. А то, как говорят в России, отдадите… как у вас там?..

– Отдадите концы?

– Точно. Или замерзнете. Ведь препараторская не отапливается.

В ответ Званцев лишь рассмеялся.

– Чего смеешься? – недоуменно спросил Петр.

– А вот это вряд ли. Здесь есть заспиртованные лягушки. Мы найдем, чем согреться.

Едва Петр ушел, хождение по улице Республики возобновилось. Только теперь люди, естественно, шли в обратную сторону, к цеху-пристройке. Обеденное время заканчивалось.

Званцев, глядя в бинокль, насчитал сперва десять, а затем еще двадцать пять человек. Если первые подозрений не вызывали, были самыми обычными рабочими, то в отношении других у Игоря сразу появились вопросы. Во-первых, одеты эти люди были совершенно одинаково. На всех куртки и брюки землистого цвета, шапочки с козырьком. Во-вторых, шли они очень уж организованно, едва ли не строем, растянутым в длину.

– Взгляни-ка, Ян, как эти молодцы дружно шагают, почти в ногу, – сказал Игорь, передавая Клапачу бинокль.

Ян снял очки, глянул в окуляры и заявил:

– Чувствуется военная выправка.

– Вот и я про то, – сказал Званцев, тронул Клапача за плечо и поинтересовался: – Скольких товарищей ты можешь привлечь нам в помощь, кроме двух железнодорожников, о которых утром говорил?

Ян на минутку задумался и ответил:

– Еще двоих, хотя нет, троих.

– Маловато, ну да ладно. А теперь слушай и запоминай. Я остаюсь здесь, а ты пойдешь собирать сведения. Ваши задачи следующие. Надо выяснить у железнодорожников, поступают ли в новый цех-пристройку емкости с эпоксидной смолой, клеем, уайт-спиритом и прочими реактивами, разгружаются ли вагоны с древесиной, если да, то как скоро они возвращаются назад. Попробуй разговорить кого-нибудь из рабочих, например, за кружкой пива. Я сделать этого не смогу, языка не знаю.

– Понял, – сказал в ответ Ян, надевая очки. – А ты как тут один?

– Буду непрерывно наблюдать за воротами.

– А если сюда, в препараторскую кто-нибудь зайдет?

Званцев улыбнулся и сказал:

– Петр повесил на дверь табличку «Ремонт». Ты что, не заметил?

Перед тем как уйти, Ян спросил:

– Закроешь за мной?

– Конечно.

– А ключ? Оставишь в замке?

– Нет, если кто-нибудь, несмотря на объявление о ремонте, пожелает зайти сюда и обнаружит ключ, вставленный в скважину, то поймет, что в препараторской кто-то есть. Нам это нужно?

– А если кто-нибудь откроет дверь и сюда войдет, скажем, за чучелом или плакатом?

– Спрячусь за ним. – Игорь кивнул на полуразвалившийся шкаф.

– Но у тебя же есть пистолет!

Званцев тронул невысокого Яна за плечо и сказал:

– Как говорит наш наставник полковник Балезин, если разведчик выстрелил, то это уже не разведчик.

У самой двери Клапач обернулся. Он был старше Игоря лет на десять, но смотрел на него как на старшего товарища.

– Сразу видно, что ты давно в разведке, – тихо произнес Ян.

– Очень давно, – с усмешкой проговорил Званцев.

Чех хорошо говорил по-русски, но иронию в его голосе не заметил.

Ян тихо ушел.

Игорь стоял у окна и наблюдал за воротами пристройки.

«Ян считает меня опытным разведчиком. Смех, да и только. Дорогой товарищ, да из меня такой же опытный разведчик, как из тебя балерина. Я летчик, авиационный инженер, а тут вдруг!.. – Улица, за исключением двух-трех прохожих, была пуста, а Игорь продолжал размышлять: – Да, я, старший лейтенант Званцев, нахожусь за линией фронта, выполняю приказ. Сейчас я нужнее здесь, чем в кабине самолета.

Но только ли это движет мною? Может, что-то еще, ранее неведомое? Азарт? Нет, война это не преферанс. Какой тут азарт? Презрение к опасности? Но на войне опасно везде. Разгадать замысел врага? Это, пожалуй, ближе к истине. Да, именно поэтому работа в разведке мне начинает нравиться».

В это время из ворот нового цеха выехали друг за другом три грузовика. Званцев тотчас отбросил в сторону свои раздумья и прильнул к биноклю. Большие машины с высокими бортами, крытые брезентом. Интересно, что они везут? Примерно через час все три вернулись. Теперь Званцев мог хорошо разглядеть номера машин.

Часов в шесть вечера появился Ян. Из его доклада следовало, что емкости с реактивами поступают в цех-пристройку, а пустые вагоны возвращаются оттуда примерно часов через пять.

– Как через пять? Ты ничего не спутал? – с удивлением осведомился Игорь. – Сколько вагонов в каждом составе?

– Два-три, не больше, но приходят они через день. Что тебя смущает?

– А смущает меня то, что такой состав разгрузить можно за час, от силы полтора. Пять – это слишком уж много.

– Ты считаешь, что новый цех – это блеф?

– Да, но пока это только предположение.

Они замолчали.

Игорь нервно прошелся взад-вперед, насколько позволяло захламленное пространство препараторской.

– Что-то мы не учитываем, – сказал он. – Похоже, очень важное. Но что? Предположим, в этом цехе-пристройке все же делают крылья. Пусть тридцать пять человек, даже на десяток больше. В одну смену, хотя у нас в России заводы работают круглосуточно. Пусть так. Но продукцию надо вывозить. А мы знаем, что назад возвращаются порожние вагоны. Где же крылья?

Ян молча пожал плечами.

– За все время моего наблюдения из ворот выехали только три грузовика, – продолжал Званцев. – Я не могу представить, что у них в кузовах находятся крылья. Даже если их и в самом деле перевозят, то куда? В Хинтербрюль? Смех, да и только!

– Но почему?

– Да потому, что для их перевозки нужны специальные платформы и упаковка. Везти крылья так, чтобы не повредить, надо не в кузовах грузовиков по дорогам, разбитым бомбами, а на медленном ходу по рельсам.