Говорили они долго. Милена очень интересовалась жизнью в России, хотела подробно услышать, как Игорь познакомился с Петром.

Когда он рассказал о том злополучном полете с выходом из штопора, она не удержалась, вскрикнула и проговорила:

– Ой! Я никогда не летала на самолетах. Томаш предлагал, но я боялась. Это, наверное, очень страшно.

– Не больше, чем ходить по земле, – сказал Игорь и грустно улыбнулся. – Если война, то там и там могут убить.

Настало время ему задавать вопросы. Больше всего Званцева интересовало, удалось ли вызволить Яна Клапача из полиции. Но он сознательно оставил этот вопрос на потом, зная, что Милена не желает слышать ни о какой подпольной или разведывательной деятельности. Она, в свою очередь, прекрасно понимала, что из России, воюющей четвертый год, он прибыл сюда не на прогулку, и вопросов по этой части не задавала.

– Скажите, Милена, вы директор гимназии, но, наверное, что-то преподаете? – спросил Игорь.

– Да, преподаю чешский, русский и немецкий языки. Я закончила Карлов университет в Праге.

– А что, здесь есть желающие изучать русский?

– Что вы, Игорь Николаевич, более чем достаточно. У нас же много русских эмигрантов. У них есть дети и даже внуки.

– Они надеются вернуться в Россию?

– Трудно сказать. Если взять мою маму и тех людей, которые вместе с ней уезжали из России, то они верили, что вернутся. А нынешние эмигранты, их дети, не знаю. Но язык они изучают.

– А вы хотели бы приехать в Советский Союз?

– В Россию? Хотела бы, ведь это родина мамы. Но я боюсь.

– Чего?

– Всякое о вас рассказывают, говорят о свирепых усатых комиссарах, о сибирских лагерях, в которые может угодить любой человек. А вы, случаем, не комиссар?

– Нет, не комиссар. Я – летчик, – спокойно ответил Игорь.

– Простите, если я вас обидела.

Званцев понял, что тему лучше сменить.

– Милена, вы ничего не рассказали мне о своем отце, – сказал он.

Вместо ответа женщина встала из кресла, подошла к высокой тумбочке-бюро, выдвинула верхний ящик.

– Вот, смотрите, это отец. – Она открыла большой семейный альбом.

С фотографии на Игоря смотрел высокий мужчина крепкого сложения с небольшой окладистой бородой. Рядом находился другой снимок, на котором Вацлав Чаславский был в охотничьих доспехах, с ружьем за плечами и в шляпе с пером.

– Отец очень любил маму и нас с Томашем, – сказала Милена. – У нас была крепкая семья.

Игорь Званцев вдруг почувствовал необычайное волнение:

– Милена, а фотографии Петра у вас нет? – спросил он.

– Есть, конечно. – Она перевернула несколько страниц альбома. – Вот, смотрите.

На одной фотографии Петр был в гражданском костюме, белой рубашке и при галстуке, на другой – в военной форме.

– А снимок их семьи есть?

– Вот здесь. – Милена перевернула еще одну страницу.

Игорь взял в руки альбом. Две фотографии. Верхнюю он узнал без труда. Тогда, в тридцать восьмом году, ее показывал ему Петр. Это была семейная фотография, датированная 20 мая 1932 года. Отец, еще молодой, в военной форме, рядом улыбающаяся супруга. Петр выглядел юношей, а сестра Мария была милым созданием с косичками.

Ниже другое фото, отец и сын. На нем Петр уже в форме летчика, а Николай Порфирьевич в светлой летней рубашке с коротким рукавом. Оба улыбались. Ниже подпись: «25 мая 1938 г.». Это почти сразу после возвращения Петра из СССР.

Игоря опять, как и тогда, в тридцать восьмом году, охватила тоска. Казалось бы, надо радоваться. Вот он, его отец, рядом, на фотографии. А на сердце тяжесть.

Состояние Игоря передалось Милене.

– Вы так с отцом ни разу и не встретились? – тихо спросила она.

– Нет, ни разу.

– Вы обязательно увидитесь.

Несколько минут они молчали, потом Милена сказала:

– Вы ничего не рассказали о вашей семье, той, что в Москве.

Званцев задумался. Что тут рассказывать?..

– Жил с мамой и отчимом. Он, слава богу, ушел от нас.

– У вас свой дом?

– Нет, две комнаты в коммуналке.

– Что такое коммуналка?

– Это большая квартира, в которой проживают несколько семей.

– Вот как! Вам там, наверное, очень весело?

– Да уж, весело. – Игорь грустно усмехнулся, но Милена не уловила иронии.

– Как зовут вашу маму? – спросила она.

– Антонина Васильевна

– Она работает?

– Да, она учительница, так же, как вы, преподает немецкий язык в школе.

– Правда? – Милена всплеснула руками. – Как здорово! Может, поэтому вы неплохо говорите по-немецки.

– Раньше говорил, сейчас подзабыл.

Игорь предвидел, каким будет следующий вопрос. Он не ошибся.

– Вы женаты? – спросила она и тут же добавила: – Простите, что задаю такие вопросы, но о брате своего будущего мужа я хотела бы знать как можно больше.

– Был недолго.

– Развод?

– Развод.

– Не сошлись характерами?

– Да, что-то в этом роде, – вялым голосом ответил он.

Не мог же он сказать, что разлучницей явилась теща, мать Риты, да еще по политическим причинам. Здесь, в этой стране, такого не поняли бы.

Опять нужно было менять тему.

– Милена, а как дела у моего товарища Яна? – осторожно спросил Званцев.

– Я готова была поговорить с начальником полиции о его освобождении, но он и без меня был отпущен.

– Как? Ян Клапач на свободе?

– На свободе.

– Прекрасно! Он знает, где меня искать. Как только Ян появится, я уйду, чтобы вас больше не стеснять.

Лицо Милены стало каким-то ироничным и даже властным.

– А вот и нет. Так я вас и отпустила.

Игорь не сводил с нее глаз. Теперь и на его лице появилась усмешка.

– Вы хотите сказать, что я пленник? – осведомился он.

– Да, пленник. Вы будете им, пока не появится Петр. – Сказав это, она рассмеялась и уже не походила на строгого директора гимназии. – Хотите выпить? – вдруг спросила женщина.

Последний раз Званцев выпивал еще до того рокового полета двенадцатого ноября прошлого года, когда был сбит. Они отмечали тогда новые звездочки на погонах у двух его однополчан. Фронтовые сто грамм, а может, и двести – разведенный спирт в алюминиевых кружках. На закуску хлеб, скорее сухари, по кусочку сала и две банки тушенки на шесть человек. Вот и все яства.