детскому, неизбывному восторгу, обматываясь веревкой. Я отлично помнил душевный, проснувшийся в глубине сознания порыв помочь ей завязать узлы.

Опытным кукловодом названая сестра дергала за ниточки наших чувств, эмоций, ворошила кучу старого тряпья из воспоминаний, вытаскивая на свет, что были нужны ей.

Мне казалось, она это делает неосознанно — слепой, замученной в застенках тайных лабораторий, ей вряд ли улыбалось учиться тому, чего от нее хотели. Это же дар, говорил во мне глас родолога, ему не требуется ни оправдание, ни особое умение, чтобы пользоваться.

В конце концов, часто ли мы думаем над тем, как пишется та или иная буква, перенося мысли на бумагу?

Вита держала нас, словно псов на коротком поводке. Любое движение натягивало опутывающие меня струны ее воли, и тут же прилетала ответка.

От меня же самого. Мало удовольствия, знаете ли, лупить самого себя по лицу…

Теперь-уже-не-мой внутренний демон лишь изредка отрывался от тела девчонки — чтобы позлорадствовать. Его речь была полна пустых, почти ничего не значащих обещаний.

И просто огромное ведро помоев он лил мне на голову только за то, что я смел от него отказаться. Поганцу-то думалось, что я буду в ногах у него ползать, умоляя снова даровать мне прежнее могущество.

А теперь оно, словно клинок, в руках у Виты.

Кукловод время от времени подходила к нам с моим же клинком, требуя раскрыть секрет. Нэя, спрятавшаяся в самой сердцевине острозаточенной стали, выводила ее из себя одним лишь неповиновением. В отличие от жалких потуг Виты, ангельские технологии пошли дальше ее и, конечно же, моего понимания. Словно ошалелого, она заставляла меня звать живое письмо, но Нэя была умней и не стремилась отвечать. То ли чуяла, что отзываться сейчас на мой голос самая поганая затея, то ли сломалась…

Мне отчаянно хотелось, чтобы было первое.

— Чего ты хочешь?

— Все крутится по кругу, Федя! — Вита исполнила передо мной замысловатый реверанс с поклоном. Она как будто избавилась от собственной женственности, но вместо нее обрела дьявольское безумие. Ища выхода, оно толкало ее на странные выходки. — Все ведь уже было. Ты сидел на коленях, рядом с тобой рыдала эта дуреха и знаешь, что ты у меня тогда спросил?

Я знал.

— Нет-нет-нет, милый братец, давай станцуем по новой! Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе, что у меня на уме — а там ведь целый каламбур! Твой демон оказался хорош. Он льет мне всю информацию о тебе — даже ту, которую ты никому не хотел бы открывать.

Она вдруг выудила из собственного живота тот самый кристалл с Биской, покрутила им у меня перед носом. Ждала, что я буду рваться, брызгая слюной и крича ругательства.

Пришлось ей обломаться.

Она могла бы меня заставить, но решила, что будет выше этого, и потому лишь недовольно поморщила носик.

— Играешь в недотрогу? Молчишь, хотя сам же и спрашиваешь? Диалог, Федя, это как игра в мяч. Помнишь, как ты играл в мяч с отцом, братец? А он мне рассказывал — знаешь, сколько раз мне мечталось стать тобой? Чтобы проснуться поутру не потому, что тебя подняли для очередного, ударившего мочой в голову ученого эксперимента, а просто так…

Чтобы поиграть в мяч.

Поиграем с тобой в мяч, Федя? Хотя бы на словах?

Я снова ей не ответил. Вита лила все и в кучу, не особо ведая разбора. Спешила запрячь тройку старых обид и унестись на них куда-то в собственноручно созданный ею мир.

— Я ведь могу заставить тебя говорить, если захочу. Понимаешь теперь, почему от меня отказался папенька? Будучи кукловодом, как и я, он никак не мог смириться с мыслью, что отныне не главный. Как только мой дар открылся, показав себя во всей красе — пыщ! — он ощутил себя Гулливером, что засыпал среди лилипутов, а проснулся в кукольном домике.

Камень с Биской теперь лежал на алтаре — небрежно и обыденно. Словно Вите до умопомрачения обязательно было показать, как она относится ко всему, что мне дорого.

— Помнишь, я упрекала тебя лишь за то, что ты решил связаться с демоном? Опутать самого себя темными силами? Раньше мне казалось, что роль кривохвостых на моем пути — быть очередным наполнителем для куклы. А оказалось иначе. Если их не использовать, а договориться с ними, они сделают тебя стократ мощнее.

— Это не настоящий демон. — Я, наконец, решил ей ответить. — Это темная сторона моей сути.

Сказал и в тот же миг почуял, как крошится мой же аргумент. Скорее всего, даже инквизатории сами не знают до конца всю исходящую от сынов преисподней опасность, а я-то сам кто? Приблуда из другого мира, что сумел оседлать удачу и авось, нестись на них куда кривая вывезет, а там посмотрим?

Казалось, что сейчас девчонка прищурится, осыпав меня градом насмешек, назовет грязным чужаком. Но внутренний демон, что вещал ей о каждом моем промахе, как и всякий мужчина, жаждал припрятать один-другой секрет в потайном кармане брюк.

Осознание, что я ничего толком не знаю о том ритуале пакта, кроме того, что он мне жутко понравился, заставил впасть в уныние. Отчаяние туманом висело надо мной, медленно опускаясь на голову и спутывая мысли. Проснувшееся самоедство потрясало кулаками и обещало устроить хорошую головомойку.

— Может быть и так, Федя. — Она кивнула не сразу, лишь после недолгих раздумий. Она вела с своим новым другом внутренние диалоги, пряча самые горячие споры от чужих ушей. — Ты спрашивал, чего же я жажду? Пару дней назад я засыпала с мыслями, что ты угодишь мне в руки и мы с тобой поиграем. Сначала в незнакомцев, потом в семью. Затем — не знаю, я не заглядывала столь далеко. Теперь же я хочу большего. Маленькая месть тебе за грехи твоего отца. А как насчет того, чтобы высвободить демонов?

— Высвободить… демонов?

Она звучала почти как извращенная Биска, сколь бы смешно это ни звучало. Едва заслышав в моем голосе нечто похожее на интерес, Вита едва ли не взвилась огнем. Ей жаждалось поведать хоть кому-нибудь о грандиозности своих задумок. Гений посреди одиночества не гений, а обыденность. Десяток лет общения лишь с куклами сделали свое дело.

— Тебе интересно, милый братец? — Она постучала пальцем по одной из граней Бискиной тюрьмы, сладко зажмурилась. Сама мысль о грядущем могуществе заставляла ее впадать в экстаз. Свобода демонов представлялась ей в своем, особом ключе. — Для начала я открою врата в преисподнюю. Ты же замечал, что демоны так умеют? Я много раз пыталась их заставить, но у меня ничего не получалось.

— Зачем?

— Зачем мне было открывать врата в Ад, Федечка? — Она подошла ко мне вплотную, постучала кулаком по макушке. — А разве не очевидно? Старая карга, что правит инквизаториями, так может. А другие ее подчиненные нет. Если ей будет угрожать опасность, она вытащит из-под своей юбки свору бесов. А если совсем прижмет, может нырнуть туда. Кто сумеет пойти за ней следом? Думай, милый братец, думай. Я знаю, что до сего дня ты использовал голову исключительно, чтобы в нее есть, но ведь какие-то остатки мыслей быть должны, правда?

Я проглатывал одну ее насмешку за другой, будто не обращая на них внимания. Залитые чернилами, почти живые глаза сверлили меня взглядом.

— Ты хотела бежать. Стать подобно ей, Егоровне.

— Я не запоминаю имен тех, кого собираюсь подселить в самую маленькую и жалкую из кукол, которую смогу отыскать. Или сделать. Но ты прав — если я могу заставить любого беса подчиняться моей воле, разве не сумею стать главной среди них? Словно зная об этом, они отчаянно не пускали меня. А теперь… теперь со мной твой «ненастоящий демон». Уж не знаю, сколько раз ты нырял в преисподнюю…

— А разве он тебе не рассказал? Ты же сама говорила, что он ловок поведать обо мне и…

Она ударила так, что у меня чуть не отлетела голова.

— Захлопни свой рот! Ты… мальчишка! — Она вдруг ухмыльнулась забавной, наконец пришедшей на ум мысли. Попятилась, не спуская с меня глаз.

— Твоя подручная, демоница, дочь самого Сатаны. Ты ведь уже знаешь, где мы?

Я еще только лишь догадывался, но наверняка не знал. Вита решила развеять мои сомнения.

— Сатанинские кущи. Те, кто когда-то служил здесь черные мессы, приносил кровавые жертвы, бросились под крыло рода Ломоносовых — думаешь, черти в их подчинении хотят одних лишь только знаний ради и прогресса для? Инквизатории просто