На это требуется вся воля, что у меня есть. Я никогда в жизни не был так возбужден. Мой член жаждет вырваться на свободу, глубоко погрузиться в ее маленькое узкое лоно. Я не просто этого хочу. Мне это нужно. Без этого я, на хрен, взорвусь.

Я никогда не видел такую женщину, а у меня гребаный стрип-клуб. Несса абсолютно невинна. Однажды я целовал ее, и я помню, какой неловкой и неопытной она была.

Но она умеет танцевать. И похоже, знает, как быть чувственной. В ней полно скрытой сексуальной энергии, которая раньше никогда не выходила наружу.

Девушка прижимается ко мне, трется об меня своей мягкой маленькой грудью и ноющей киской, умоляя прикоснуться к ней, ответить на зов. Ее ресницы отяжелели от вожделения, лицо раскраснелось, губы приоткрыты.

Девушка вновь скользит вниз по моему телу, опускаясь у меня между ног. Ее пальцы теребят пуговицу на моих брюках.

Она расстегивает мои джинсы, высвобождая член. Он выскакивает ей навстречу, большой и твердый, единственная часть моего тела, не забитая татуировками.

Девушка издает легкий вздох удивления. Я почти уверен, что моя догадка верна: Несса — девственница. Она никогда раньше не видела член, не говоря уже о том, чтобы трогать его.

Неуверенно она смыкает руку на моем пенисе. Он полностью ложится ей в ладонь, и девушке даже не удается соединить пальцы.

Она поднимает на меня взволнованный взгляд своих больших глаз.

Бледно-розовые губы приоткрыты. Они вот-вот сомкнутся вокруг моего члена.

Но я останавливаю ее.

Нежно отталкиваю ее, заправляя пенис обратно в джинсы.

Я хочу, чтобы Несса мне отсосала. Твою мать, я мечтаю об этом. Но не так. Не по принуждению.

Не хочу, чтобы она делала это, потому что напугана и пытается убедить меня не навредить ее брату.

Я хочу, чтобы она сделала это, потому что жаждет меня так же сильно, как я ее.

Но этого не случится.

Она моя пленница, а я монстр, удерживающий ее здесь.

Я должен вновь запереть ее в комнате, пока я не потерял последние крупицы самоконтроля.

Несса

Я лежу в своей кровати в темноте. Мое сердце стучит так, словно я бегу на тренажере.

О мой бог, о мой бог, о мой бог.

Почему он привел меня сюда?

Я знаю, что Миколай хочет меня. Видела это в его лице.

Он чувствовал то же, что и я. То же отчаяние, ту же страсть. Ту же животную похоть, что гнала прочь все доводы рассудка, что велела взять желаемое и наплевать на последствия.

Я желала ЕГО.

Я знаю, что это безумие. Знаю, что он мой враг, и он хочет уничтожить все, что я люблю.

Но мое тело в последнее время не в ладах с головой.

У меня даже ни разу не было парня! Я влюблялась в мальчиков, которые казались мне милыми. Это было как игра — что-то, что мне нравилось представлять, не предпринимая конкретных действий.

Мне никогда особо не хотелось целоваться — не настолько, чтобы прилагать к этому усилия. Во всех этих мальчиках не было ничего особенного. Ничего не выделяло их. В моих фантазиях они легко сменяли один другого.

Я никогда не чувствовала ни к кому сексуального влечения.

До сих пор.

Мое влечение к Миколаю непреодолимо. Это больше, чем просто страсть. Все мои чувства и эмоции сплелись воедино: страх, опасность, возбуждение, одержимость и тоска. С этим насыщенным коктейлем нечто настолько обыденное, как влюбленность, даже не сравнится. Это сила природы. Это чертово цунами.

Оно берет надо мною верх.

Я знаю, что он тоже чувствует это. Но Миколай оттолкнул меня, привел обратно в эту комнату и оставил здесь одну.

Почему?!

Малюсенькая часть моего мозга еще способна мыслить рационально. Она говорит мне: «Потому что Миколай знает, что это обречено. Он знает, что собирается убить твоего брата, твоих родителей и даже тебя. И то немногое, что осталось от его моральных качеств, говорит ему, что нельзя взять и трахнуть тебя перед смертью».

Это отрезвляющая мысль. Та, что должна выдернуть меня из этого безумия.

Я поворачиваюсь на бок, закрываю глаза и пытаюсь заставить себя заснуть.

Меня терзает пульсация между бедер. Зуд и жжение кожи. Я так хотела, чтобы он приласкал меня. Почему Миколай хотя бы не провел руками по моему телу?

Мне бы хватило, даже если бы он просто вновь поцеловал меня. Я бы пошла спать, думая об этом поцелуе. Но он вовсе отказался прикасаться ко мне.

Это почти меня злит. Миколай велел убедить себя. А затем сидел там как гребаный робот.

Да, я определенно в ярости.

Раньше я была той девочкой, которая свернулась бы в комочек и расплакалась от разочарования. Ну уж нет, не в этот раз. Я устала плакать. Устала делать то, что велят другие. Устала быть запертой в этой комнате.

Я вылезаю из-под одеяла и босиком топаю к двери.

Я до сих пор нагая, не считая трусиков. Так и не надела назад ночнушку — должно быть, она осталась валяться на полу в бильярдной.

Я проверяю дверную ручку, и та бесшумно поворачивается в моей ладони.

Восприму это как знак. Миколай вовсе не запер меня в комнате. Но он не забывчив. Значит, он либо сделал это намеренно, либо подсознательно хотел этого так же сильно, как и я.

Я выбираюсь из комнаты и иду по темному коридору.

Помню, как напугана я была, впервые оказавшись тут.

Теперь я провела в доме уже больше месяца. Я знаю его звуки так же хорошо, как и биение собственного сердца или свое дыхание. Я точно знаю, как не столкнуться с Анджеем, который должен сегодня нести вахту. Я слышу его на кухне, наливающего себе стакан молока. Он всегда пьет молоко вместо воды.

Я слышу другой звук, он доносится с лестницы, ведущей в комнату Клары. Тихое бормотание, словно общаются два человека, которые не желают быть услышанными. Зуб даю, что это Марцель. Я замечала, как он смотрит Клару и как она смотрит на него, когда думает, что никто не видит.

Они меня не услышат. Слишком поглощены собственной тихой беседой.

Это означает, что мне стоит опасаться лишь Йонаса.

Я перехожу в западное крыло, запретную часть дома. Прошло всего девять часов с тех пор, как Миколай выгнал меня оттуда. Он был так зол, и мне казалось, готов придушить меня прямо на месте.

Раньше меня тянуло туда чистое любопытство. Теперь влечет нечто гораздо более мощное.

Я поднимаюсь по лестнице и молча иду по длинному коридору. Проходя мимо кабинета Миколая, я заглядываю внутрь на случай, если он работает. Там пусто.