— Может, — говорю, — в дом зайдем? Хоть обсохнем.

— Ой, да, извини, — запыхтел Паровозик, засуетился. — Ты же без куртки. Мерзнешь наверное. Чай пьешь горячий? Пойдем, я сейчас заварю.

Мать Томаса лежала в гостиной перед телеком. Ей недавно сделали операцию на спине, и теперь она ходила мало и только на костылях. Это было что-то вроде травмы на работе, позвоночная грыжа или какая-то фигня. Жила она теперь на обезболивающих, а потому поздоровалась вяло, и на жизнерадостного Тотте махнула рукой. Мы забрали его на кухню, чтобы по дивану не вздумал скакать.

— Переодеться хочешь? — спросил Томас, ставя чайник. — Можно твои тряпки в сушилку закинуть пока.

Я выглянул в окно: никакого просвета в тучах видно пока не было.

— Да ну. Снова намокну, когда домой поеду.

— А я тебе куртку одолжу, — предложил Паровозик. — В школу мне ее можешь привезти. Завтра по прогнозу дождя не будет. Кстати, ты на пол капаешь.

Я растер носком небольшую лужицу у табуретки.

— Ладно. Раз капаю, кинь мне что-нибудь.

Потом мы сидели в комнате, которую Томас делил с Тотте. Мальчишка играл на полу с машинками и лего, мы оккупировали кровать. Я чувствовал себя немного неловко в футболке, которая мне свисала почти до колен, и полотенце, заменившем штаны.

Вообще в последнее время мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня голым. В смысле в душе там или в бассейне. Стеснялся я что-ли. Всё казалось, пялятся на меня. Мужики особенно. Будто что-то во мне не так, как у других. Не то что там член слишком маленький или спина волосатая — я в этом плане выглядел совершенно обычно. И умом это понимал. Просто внутри меня кричало каждый раз: "Они знают! По походке по твоей, по тому, как ты наклоняешься, по тому, как глаза прячешь… А если не знают, то сейчас догадаются!" Каждый поход в гребаный аква-парк был для меня пыткой, но отказаться не мог. Себастиан бы мне такую "черную дыру" потом устроил, что точно труба!

А вот с физры я линял втихую. Если в душ после урока не пойти, засмеют. Скажут, воняешь, или член не вырос. Поэтому я просто гулял. Даже у Томаса переодевался в ванной, с запертой дверью. А теперь сидел, полотенце на колени натягивал. Но парень вроде ничего не заметил. Развалился себе с дымящейся чашкой на груди, стресс снимает. Жаль, кроме чая у него никакой другой травы нету. Вдруг у него беспокойство на морде отразилось:

— Слушай, а что, если он настучит на нас?

— Что такое "настучит"? — громко спросил Тотте и изобразил полицейскую сирену. Машинка у него была такая, с мигалкой.

Томас дернулся, пролил на себя чай и зашипел.

— Навряд ли, — я потянулся за своим рюкзаком и вытащил оттуда помятый конверт. Заклеенный, конечно. — За ним самим грешки водятся. И потом, он же мачо. А стучат слабаки.

Я слез с кровати, снял крышку с чайника и приспособил конверт над паром.

— Это что такое? — Паровозик удивленно наблюдал за моими манипуляциями.

— Секретное послание, — говорю, а сам карманным ножиком клапан сзади отколупываю, — от директора матери и отчиму.

— Писс! — Паровозик хлопнул себе по лбу, раздавив горсть прыщей. — Тебя же к директору вызывали. Значит, Вильям все-таки настучал!

— Что такое "настучал"? — не унимался Тотте, пытаясь наехать мне на босую ногу пожарной машиной.

— Спокойно, — я сбежал на кровать. — Это не Вильям, это Медведь был.

— Медведь? — брови у Томаса улетели под кудри.

Я развернул письмо, пробежал глазами по строчкам:

— Ну, типа толкнул я его намеренно. Так, неуспеваемость, на уроках занимается своими делами, рисует… ха! "гениталии", регулярно прогуливает физкультуру… И когда же это Хэнс успел директору стукнуть?

— Я понял! — радостно завопил с пола Тотте и бибикнул. — Стукнул — значит, наябедничал!

— Умничка, — пробормотал я.

Моих вызывали в школу на следующей неделе, в четверг, в два. Значит, письмо можно будет придержать до понедельника, и никто ничего не прочухает. В понедельник, конечно, мне придется туго. Зато в субботу оттопырюсь. Уж пиво мне Адамс точно поставит.

— Отчим твой разозлится, да? — сочувственно выдал Томас.

Я сунул письмо мимо конверта.

— С чего ты взял?

— Не знаю, — он смутился. — Отец мой точно бы разорался. Я потому и выбрал с матерью жить, ну, после развода, что он орал вечно, чуть что.

Я расслабился:

— Не, Себастиан не орет. Но под домашний арест посадить может.

— Тоже паршиво, — согласился Паровозик.

Свалил я от него без четверти шесть. Как раз мои тряпки успели прожариться. По пути домой мне пришла СМСка. Я притормозил, прикрыл экран от капель полой крутки, больше похожей на плащ-палатку. Нет, это не от матери. Это же… Жаворонок! Так я у себя обозначил Лэрке. Мокрый палец лихорадочно заерзал по стеклу. Ну, что там, ну!

Присланный файл открылся, и с шумом дождя смешался рэп:

Дальше все обрывалось. Блин, по ходу, я слышал эту песню раньше. По радио, что ли? Все круто и в точку, только одного я не понял — причем тут небеса?

- Я тут наехал случайно на велик одноклассника, — начал я осторожно, когда мы уже заканчивали ужинать. — Скользко было. У него шина спустила. Ты не мог бы дать пару сотен, — бросил быстрый взгляд на Себастиана и снова уткнул глаза в тарелку, — новые шины купить. Все-таки это я виноват.

— Так у него одна шина спустила или обе? — усмехнулся отчим и подложил себе еще голубцов. Мать сегодня расстаралась, зная, что Севе нравится русская кухня.

— Вообще-то обе, — звучало это неубедительно, так что я поспешил добавить. — Там стекло было. Какая-то своло… э-э, кто-то бутылку разбил, вот Томас и напоролся. Но если бы не я, он бы объехал. Короче, я вроде как ему шины должен.

Себастиан утер губы салфеткой:

— Ну раз так… Скажи мне полное имя его отца или матери, и я выпишу чек.

— Он с мамой живет, но… она до банка не доберется. Она не ходит почти, на костылях только. Может, ты на имя Томаса чек выпишешь?

Смотрю, этот гад ухмыляется, как хитрожопый Скрудж: типа меня не проведешь. Я твоему дружку чек, а вы потом вместе мои денежки профукаете?

— Нет, Джек. Это так не работает. Если тебе действительно нужны шины, можем завтра съездить в Силкеборг и их купить.