– Пока-а-а-а! – прокричала им с балкона Гулька и замахала руками.

– Пока, – отозвалась Ленка, и процессия двинулась в направлении, противоположном тому, где жила Наумова.

– Тюрина пошли провожать, – догадалась Юлька.

– Ну как же! Такая драгоценность! Будущий нобелевский лауреат! – ерничая, провозгласила Низамова и поежилась: – Блин, а холодно-то как!

– Иди в комнату, грейся, – посоветовала ей Василиса. – А я еще постою.

– Я с тобой, – заявила Хазова. – Только куртку накину.

– Мою тоже захвати, – попросила ее Гулька и, пользуясь отсутствием Василисиной одноклассницы, прижалась к Ладовой. – Не расстраивайся, Васька!

– А чего радоваться-то?

– А чего грустить?

– А кто грустит? – заинтересовалась утеплившаяся Хазова и протянула Гульке ее одежонку.

– Васька грустит, – по тому, с какой интонацией это произнесла Низамова, стало ясно, что Юлька допущена в ее мир и уже существует в нем так же полноправно, как и Василиса.

– А чего? – доброжелательно уточнила Хазова.

– А ты у нее спроси…

– Не надо у меня ничего спрашивать, – тут же пресекла инициативу Ладова. – И так все ясно: жизнь не задалась.

– Это у тебя судьба такая, – пошутила Гульназ и тут же осеклась: Василиса смотрела на нее с такой укоризной, что проще было провалиться сквозь землю.

– Может быть… – Ладова явно была немногословна. – Может быть, и судьба. Я в судьбу верю.

– Я тоже, – проникновенно произнесла Юлька.

– И я, – Низамова не хотела отставать от подруг. – Вот скажи, – ткнула она в бок Василису, – разве это не судьба?

– Бектимиров-то? – моментально сообразила Ладова.

– Ну…

– Судьба, конечно.

– А ты говоришь, – покачала головой Гулька.

– Я? – удивилась Василиса.

– Смотрю я на вас, девочки, и удивляюсь, – Хазова была не в курсе всех перипетий, поэтому половины из того, о чем говорили ее подружки, не понимала.

– Не удивляйся, – мрачно предупредила ее Гульназ. – У нас и не такое бывает. Вот, как думаешь, кто мне Бектимиров?

– Кто? – Юлька даже не предполагала, что сейчас услышит.

– Брат.

– Ну что ты врешь-то? – возмутилась Ладова. – Какой он тебе брат? Он мог быть тебе братом, но не брат же… Не слушай ее, Юль. Она сейчас тебе такого расскажет, без бутылки не разберешься. Никакой он ей не брат. Просто мать у Бектимирова была два раза замужем. И первый ее муж – Гулькин отец. Но Ильсур не его сын. Но все равно ненавидит дядю Фаниса.

– А ему-то какая разница? – удивилась Юлька.

– Это он из-за матери своей, – нехотя пояснила Низамова. – Татары, знаешь, как матерей уважают. Если кто обидит, никогда не простят. Поэтому, если я скажу дома, что встречаюсь с Бектимировым, меня убьют. И его…

– Ну, дела! – ахнула Хазова. – Средневековье прям какое-то: Монтекки и Капулетти, блин.

– Кто? – не поняла ее Гульназ, не знакомая с творчеством Шекспира.

– Ромео и Джульетта, – перевела ей Василиса и обратилась к Юльке: – Не преувеличивай, пожалуйста, а то наша Джульетта яд выпьет.

– Какой яд? – заинтересовалась Низамова.

– Читай книги, балда, – подколола ее Хазова, а потом загрустила, посмотрела на темное небо и выдохнула: – Знаете, о чем я мечтаю, девочки?

Гулька с Василисой уставились на нее с интересом.

– Я хочу, чтобы папа женился.

– Правда? – не поверила ей Низамова.

– Хочу. А что такого? Мамы уже три года нет, а он до сих пор с ней разговаривает: «Эх, Аня-Аня…», «Знала бы ты, Аня…» Думает, я не слышу. А я слышу. Даже сестре его сказала…

– А сестра чего? – Низамова ловила каждое Юлькино слово.

– Ничего. Говорит, жениться ему надо.

– А он? – не терпелось Гульназ.

– А он: «Пока тебя не определю, ни о чем не может быть и речи».

– То есть жениться он, в принципе, не против? – уточнила Василиса.

– Все равно против, – буркнула Хазова, и глаза ее снова наполнились слезами.

– Эй! – это тут же заметила Гулька. – Даже не думай! Больше тебя успокаивать не стану… Замучили уже здесь слезы лить: то Наумова рыдает, то ты. Вон на Ваську посмотри: не человек, а золото.

– Сама ты золото! – огрызнулась Ладова, по голосу которой стало понятно: палец покажи – заплачет.

– Вы что?! – взбесилась Низамова. – Сговорились, что ли?

– Помолчи лучше, – оборвала ее Василиса. – Посмотрела бы я на тебя! Сейчас придут родители, а у меня свернут косяк в туалете и пьяный Вихарев спит на диване. Проходите, папа с мамой. Не стесняйтесь! Чувствуйте себя как дома!

– Да уж… – согласилась с ней Гулька и обняла свою большую подругу. – Подставили мы тебя, Васька.

– И еще, – судя по всему, Ладовой хотелось выговориться. – Мы как договаривались?

– Как? – Хазова посмотрела на нее очень внимательно.

– Все должны были прийти в платьях. А вы пришли в джинсах.

– Наумова была в платье, – напомнила ей Гулька.

– Наумовой все равно, – отбрила ее Василиса. – Она не такая толстая, как я. А вот вы могли бы и сдержать слово. Представляете, как я себя чувствую? Мало того что ни кожи ни рожи, белая, как сметана, так еще и вешу, как слон.

– Неправда, – очень уверенно проговорила Юлька. – Ты очень необычная. Мне даже папа мой сказал. У тебя особая красота. Инопланетная!

– Да, – горько буркнула Ладова. – И вешу я, как летающая тарелка.

– А это ты, между прочим, сама виновата, – не удержалась Низамова. – Я тебе когда еще сигареты принесла? Могла бы и попробовать!

– И попробую!

– А зачем? – не поняла Хазова.

– Она, – Ладова кивнула в сторону Низамовой, – уверяет, что когда человек курит, он худеет.

– А сколько надо курить, чтобы похудеть? – заинтересовалась Юлька и смерила Василису взглядом.

– По пачке в день, – уверенно заявила Гулька, как будто знала это наверняка, чуть ли не по собственному опыту.

– Если курить по пачке в день, – рассудила Хазова, – сдохнешь. Потому что капля никотина убивает лошадь.

– Лошадь, может, и убивает, – согласилась с ней Низамова. – Но Васька – это не лошадь, поэтому может и потерпеть. Можешь?

– Не знаю, – пожала плечами Василиса.

– Как-то мне кажется, – осмелилась предположить Юлька, хотя уже видела, что Гулька начала злиться, – что это не способ.

– А что, по-твоему, способ? – вспыхнула Василисина подруга, и ее левый глаз целеустремленно рванул к виску.