— Что ж вы торговлю билетами не открыли-то? — ехидно спросил Айсман.

— Не догадались… а тебя спросить забыли.

— Во-во, — проворчал Сергей. — Эт точно.

Я отлично чувствовал его: Сергей Шемяка по прозвищу Айсман, двадцати трёх лет от роду, бродяга, «горелый следопыт», был зол… растерян… испуган…

…но решение он принял почти сразу же, не раздумывая.

— Пойти, значит, с вами. Без денег, за так. На Большой Остров… в пасть клановцам, да ещё вдобавок почти наверняка — в скелет. Та ещё прогулочка… с возможностью сдохнуть три раза на шаг. И ты мне это предлагаешь всерьёз. Чёрт… — Сергей улыбнулся, — до чего же привлекательно звучит! Ну просто невозможно сказать «нет»!

Швейцарец

— Ты узнал то, что тебе было нужно?

Это было первое, что спросила она.

— Да.

— Это хорошо. А… что с моими руками?

— С ними всё будет в порядке.

— А…

— Ты их в костёр сунула, — чуть помедлив, сказал Швейцарец. — Прости. Я не подумал.

— В костёр… но зачем?

Говорить ему явно не хотелось, но промолчать тоже было нельзя.

— Думаю, — тихо произнёс он, — тебе показалось, что в огне им будет прохладней.

Бульоном Швейцарец накормил её сам, не позволив сделать ни одного лишнего движения.

— Повязки могут сползти, — пояснил он. — А целебная мазь стоит дорого.

Мазь была хорошая — сейчас девушка почти не чувствовала боли в распухших пальцах. Осталась только память о ней — дикой, ошеломляющей, накатывающей яростно-багровой волной — и о холодном, словно родниковая вода, голосе из-за края сознания.

Потом Швейцарец принёс одеяло и помог девушке завернуться в него — всё теми же ловкими, аккуратно-выверенными и… на миг она почти с ужасом подумала, что эти движения можно было бы назвать нежными.

Сам он устроился в двух шагах от неё — просто лёг на плащ и, скрестив руки под головой, принялся внимательно разглядывать усеянное звёздами небо над лесом.

Она не знала, о чём он может думать, а если бы могла узнать, то наверняка бы удивилась.

Швейцарец думал о ней — и улыбался. Мысленно, разумеется.

И вспоминал.

«А вот если… — голос Старика звучал ещё скрипучее обычного, — ты возьмёшь щенка и станешь бить его и ласкать абсолютно случайным образом… знаешь, что он подумает?»

«То же, что и этот комочек под одеялом», — мысленно закончил Швейцарец. Даже не глядя в её сторону, он отлично знал, что она сейчас не спит, а смотрит на него.

Смотрит… и пытается понять.

А-а, к чёрту всё, подумал он. Прав был Агеев…

— Я не злой! — громко сообщил он перечеркнувшей чёрный небесный бархат туманности. — И не добрый. Я — рациональный. А теперь — спи! Завтра будет долгий день.

И звёзды мигнули ему в ответ.

Сам Швейцарец спать не собирался. Пока. Слишком уж много ему необходимо было продумать, и лучше сделать это спокойно, не на ходу. Час-полтора он урвать ото сна вполне может.

А вот ей надо выспаться.

Ей…

Отвечая на вопрос Тайны, он ничуть не кривил душой — те немногие косвенные обрывки воспоминаний, которые чёртово снадобье выцепило из серой пелены забытья, были для Швейцарца хоть и не ключевыми, но и отнюдь не маловажными фрагментами мозаики. Лгал он в другой момент — когда говорил о своих мотивах.

Тридцать-тридцать пять процентов. Именно это число выщелкнули костяшки счёт в его голове тогда, в коридоре. Вероятность того, что личная игрушка одного из иерархов могла знать что-то важное. Вероятность, достаточная, чтобы окупить риск — не столь уж большой дополнительный риск, потому что к той минуте Швейцарец уже твёрдо решил уходить шумно.

Шум был для Швейцарца ответным ходом в предложенной иерархом Дяо Игре — как очень надеялся Швейцарец, ходом, НЕ относящимся к разряду «естественных». И для шума требовался повод, хороший, убедительный, а раз так — почему бы в кои-то веки не сделать доброе дело, да ещё с тридцатипроцентной вероятностью отыграть при этом пешку.

Тогда он не мог и предположить, что пешка…

«Перестань!» — скомандовал Швейцарец сам себе. Времени мало, и тратить его на дурацкие отвлечённые темы… девчонка — фактор в уравнении, не более! А присмотреться к этому фактору детально ещё будет множество, целая прорва возможностей.

О главном надо думать, о главном!

Швейцарец усмехнулся, вспомнив, что поначалу Старик сопровождал данную сентенцию щелчком — как правило, ложкой — по вихрастой макушке.

Итак! Девица — по крайней мере, на момент побега — Анна, дочь… единственная и любимая, заметим… одного из ближайших к персоне Самого иерархов неожиданно срывается в побег, захватив с собой горсть милых девичьему сердцу безделушек типа американской винтовки, золотых из папочкиного сейфа и одного из преданнейших делу Храма гвардейцев. Причины?

Темна вода в облацех, с уверенностью можно заявить лишь об отсутствии стандартной — никто и не думал побуждать девицу Анну стать суженой для нелюбимого старца… или молодца. Равным образом посягнуть на честь обожаемой дочурки… перзамвторсекпред ЦК, если я правильно понял эту их дурацкую систему… так вот, посягнуть мог безнаказанно позволить себе разве что Сам. Однако ж по слухам, близким к достоверным, основатель и глава данного балагана к женщинам равнодушен… к мужчинам, мальчикам, а также крупному и среднему рогатому скоту, впрочем, также — аскет он у нас, бережёт свою внутреннюю энергию для великих целей.

Что же тогда? Любофф? Дочка сановника и гвардейский десятник, это, конечно, мезальянс… но знают ли в Ордене столь сложное французское слово? Вернее, знала ли его любимая и, как непременное следствие, балованная юная дурочка? Сомневаюсь… по крайней мере, она должна, обязана была попытаться разыграть «я хочу-жить-без-него-не могу»…

Да и такой ли уж мезальянс? С детьми, по крайней мере, законно признанными, у товарищей иерархов не так чтобы очень. Искать подходящую кандидатуру вне Храма… до королевских балов, мысленно хихикнул Швейцарец, наш доморощенный феодализм ещё недоразвился, пока ещё не только потенциальные Золушки, но и мачехи слишком озабочены вопросами повседневного выживания. А этот сержантик, Энрико… не безусый юнец, отмечен, увенчан и так далее — с таким зятьком, если его преданность и впрямь не будет вызывать сомнений, вообще-то можно было бы рассмотреть немало интересных комбинаций.

Конечно, любофф и логика — вещи, как показывает жизнь, мало совместимые, но всё же…

«Её обучали самые лучшие учителя, — вновь прошелестел в ушах Швейцарца вкрадчивый голос иерарха Дяо. — Особенных же успехов она добилась в кэндо… и математике».

Дяо… Дяо не похож на человека, способного пукнуть без пяти минут предварительных расчётов. Кэндо и математика…