Я слушала, боясь дышать.

— Вот, кстати, Таня, я всегда приводила Германна Сереже в пример. Ведь можно сделать карьеру, оставаясь порядочным человеком! А он смеялся: «Можно даже построить социализм в отдельно взятой стране, но до поры до времени. Пока соседи не вмешаются».

Галя опустила глаза и добавила:

— Конечно, Сережа мог… в общем, он не всегда поступал правильно. Мы с мамой его избаловали, наверное. Но его было невозможно не баловать, понимаешь? Он такой…

— Обаятельный, — подсказала я.

— Да, именно. Причем его обаяние было не чисто внешним, оно шло изнутри.

Я полюбопытствовала:

— Как ты думаешь, а какие общие дела могли быть у Сережи с Викой? Я имею в виду последние недели. То, за что он обещал пристроить ее в модели.

— Не знаю. Да, ведь действительно были.

— Он не мог собирать компромат на наше начальство? Марченко, Зубкова, Германна.

Галя махнула рукой:

— Ну, Германн исключен. Во-первых, он честный, а во-вторых, его на кривой кобыле не объедешь. А эта парочка… кто знает? Наверное, мог и на обоих сразу. Они ведь друзья-приятели.

— Ага, — кивнула я, — из тех, кто так и стремится подставить другому ногу.

— Ты серьезно?

— Конечно.

— Вот уж, никогда бы не подумала. Но, если ты говоришь… — тут она хмыкнула:

— Ну, вот, ты опять!

— Что — опять?

— Говоришь важные вещи, будто семечки лузгаешь. А через пять минут забудешь, да?

— А что, цитатник заводить? — съязвила я.

Галя покачала головой:

— Говоришь, компромат? Вообще-то после Сережи осталась масса бумаг. Мы их еще не разбирали. Можем посмотреть.

Мы перешли в Сережкину комнату, и у меня защемило сердце. Там все дышало его присутствием, все упрашивало тебя расслабиться, забыться и поступать так, как тебе приятнее, а не так, как следует. Галя открыла ящик письменного стола и вытащила пачку фотографий. Мы обе вздрогнули. Там красовалась полураздетая Рита. Впрочем, вскоре мы увидели в том же состоянии Лильку и Вику, а также совершенно неизвестных мне девиц.

— У него такой характер, — жалобно заметила Галя. — Для него всегда очень важна внешняя сторона. Если он не может никому свою женщину показать, ему становится с ней скучно.

— Хотела бы я знать, как среагировал бы на это Ритин муж, — решив не сыпать соль на раны собеседницы, я не стала читать мораль.

— Сережа говорил, он не ревнивый и даже позволяет ей иметь любовников.

— Одно дело — тайные свидания, а другое — фотографии, — возразила я.

Галя вскинулась:

— Одно знаю точно — показывать эти фотографии мужу он бы не стал. Друзьям — да, несомненно, но не мужу. Не думай о нем слишком плохо!

Мы открыли второй ящик стола. Там находились разнообразные документы, связанные с нашей работой. Какие-то накладные, отчеты, рапортички. Я лично терпеть не могу оформления бумаг и вечно в них путаюсь.

— Как ты считаешь, — спросила я, — это он дома был вынужден столько работать? Или это для себя?

Сережина сестра пожала плечами:

— Столько не столько, а кое-что делать дома приходилось. С вашей-то лаборанткой! Когда наша заболела и я как-то попыталась к вашей лентяйке Вике подъехать, так все на свете прокляла! О господи! Что я несу! Бедная Вика. Я знаю, о мертвых ничего, кроме хорошего, но работник она была никудышный, тут спорить не приходится. Равно как и ваша Анна Геннадьевна. Та, правда, изображает усердие, а результат тот же.

— Точно, — кивнула я. — Я всегда удивлялась, почему у вас в секторе женщины работают, а у нас дурака валяют, — и, улыбнувшись, уточнила: — Я, разумеется, не имею в виду себя. Я-то специалист незаменимый.

— Да потому, что Германн с нами не спит, — равнодушно пояснила Галя.

Я остановилась на полном скаку, и она поспешила поправиться:

— Я тебя тоже не имею в виду. Ты что, обиделась?

— Погоди! — перебила ее я. — Ты о чем? То есть о ком?

— О Зубкове, о ком еще.

— Он же старый!

— Пятьдесят с хвостом, да? Не такой уж и старый. Некоторые в этом возрасте даже детей делают. А по молодости он был ходок. Говорят, ни одной юбки не пропускал. Он и сейчас еще… ты никогда не замечала?

— Ну… — промямлила я, — замечала немного, только думала, это так… возрастное.

— Ну, вот, — обрадовалась Галя, — не такая уж ты, оказывается, проницательная. А то со слишком проницательными чувствуешь себя неуютно. А про Зубкова всем известно, кто в институте много лет работает. Анна Геннадьевна — его давняя пассия, хотя, разумеется, не единственная.

— У нее внуки! — простонала я.

— Ну, я не утверждаю, что они спят вместе до сих пор. Может, и нет. А раньше — несомненно. Мне наша лаборантка рассказывала… ей ведь тоже за пятьдесят, и она здесь давно… он как стал завсектором, лет этак в сорок, так совсем разошелся. Заглянешь случайно за шкаф, а там — картина в красках. Причем то с одной теткой, то с другой. Зато уж он их не забывает. Кто хоть раз сподобился, может на него рассчитывать. Или к себе пристроит, или на другое хорошее место. У него связи большие, и с начальством умеет ладить. Правда, при перестройке вот Марченко его обогнал. Марченко моложе и… ну, он как-то динамичнее. Приспосабливается быстрее.

— А Вика? — ужаснулась я. — Вика-то молодая! Уж с ней-то быть ничего не могло!

— Сережа говорил, что могло, — твердо возразила Галя. — Правда, редко. У Зубкова действительно уже возраст, поэтому в основном бывало так, по мелочам. Сама понимаешь! И не говори, будто он тебя не пытается обжимать, не поверю. Ты, правда, как-то умеешь увиливать… Сережа говорил: «Танька строит с ним такую святую невинность, что у него руки опускаются, да все остальное тоже».

— Галя! — прервала собеседницу я.

— Извини, — смутилась она. — Это его точные слова. Я просто повторила. Как-то вдруг стало вспоминаться… А про Риту он знаешь, что говорил?

— Что?

— «Рита сидит на диете и питается исключительно мужчинами. Сотню уже съела, а мною, сто первым, подавится». Он очень любил такие шутки.

— А про Марченко?

— Называл его — «калиф на час». Считал, рано или поздно он заказ потеряет. И, похоже, так оно и будет.

Разумеется, сплетничать было легче и интереснее, чем заниматься делом, но мы заставили себя остановиться и перейти к разбору бумаг. Особой логики в них не наблюдалось, за исключением того факта, что большинство из них касались последней темы нашего разговора, а конкретно неприятностей с индийским заказом. Что довольно естественно — заказ этот составляет основу нашей работы и нашей зарплаты, и Углов, как замзавсектра, изучал, что именно мешало успешному его выполнению.