Сердце мое замерло. Он совершенно прав. Я вела себя, как последняя дура. Вместо того, чтобы попытаться развеять естественные подозрения милиции, направленные против меня и поддержанные моими сослуживцами, я несла какую-то ахинею, то болтала, о чем не спрашивают, то, наоборот, отказывалась отвечать. И эти отпечатки на орудии убийства… Вот и зря бедный Германн взял грех на душу, соврав, будто меня видел.

— Можете идти, — довольно раздраженно сообщил мне вдруг следователь.

— Куда? — изумилась я.

— Домой, наверное. А вы куда предполагали?

Видимо, я смотрела, как баран на новые ворота. По крайней мере, он смягчился и не без ехидства добавил:

— А тюрьмы у нас, уважаемая Татьяна Дмитриевна, переполнены. И камеры предварительного заключения тоже. Так что придется вам пожить все-таки на домашних харчах. Только уж вы больше по эскалаторам в часы пик не скачите. Вот, Середа Владимир Владимирович, серьезный, достойный доверия человек. Опять же, подруги вашей жених. Вот пусть вас и проводит. Проследит, как вы через дорогу переходите. На всякий случай. Не думаю, что теперь что-нибудь случится, но береженого бог бережет.

— Да, — вырвалось у меня, — а то говорят, я и до дому сама добраться не сумею, а умудрюсь попасть под машину.

— Кто ж это такое говорит?

Я опустила голову и пожала плечами.

— Понятно. Правильно человек говорит. Он-то как раз человек нормальный. Надеюсь еще увидеться с вами, Татьяна Дмитриевна. Очень интересно было пообщаться. До свидания.

И я ушла. Без наручников.

Очутившись в коридоре, я немного приободрилась. Никто меня не арестовывает, никто в камеру не сажает. Кроме того, я вдруг с опозданием поняла, что половину времени собеседник откровенно надо мной издевался. Только это совершенно меня не обидело, скорее наоборот. Он издевался не зло, а я и впрямь утратила последнее чувство юмора. Это не годится. От этого портится характер.

Я заставила себя улыбнуться и выпрямить спину. Вот так. Я сделала то, что должна, самое неприятное позади, и мне стало легче. Я сняла с себя груз ответственности, переложив его на плечи милиции. Лишь теперь я осознала, насколько он меня тяготил. Честное слово, я почти счастлива! Разумеется, не очень приятно узнать, что твои коллеги плохо о тебе думают, однако я ведь узнала не только это. Юрий Владимирович, например, попытался мне помочь. Даже соврал. Какое ему, казалось бы, дело до такой глупой девчонки, как я? Он сегодня и зайти-то к нам не захотел, вот насколько я его не интересую. А ведь пожалел меня все-таки. Пусть он не станет больше со мной общаться, все равно приятно, что он такой хороший.

В этих размышлениях я завернула за угол и практически наткнулась на Галю Углову. Она стояла у окна, мрачно глядя куда-то в бесконечно удаленную точку. Мое смутное настроение распирало душу изнутри, чего-то от меня требовало, заставляло просто, и я с неожиданной легкостью сказала:

— Галя, извини меня, если я сделала что-то плохое тебе или Сереже. Я это не нарочно, честное слово.

Галя вздрогнула и повернулась ко мне.

— А я знаю, — с той же легкостью ответила она. — Это ты извини, что я на тебя кидалась. Это нервы. Мне казалось, его все, кроме тебя, любили. А теперь я вижу, что нет.

— Что — нет? — не поняла я.

— Не все. Ты что-то подозреваешь о его смерти, Таня? Иначе ты бы так себя не вела. Что? Мне надо знать, я его сестра. Я люблю его.

— Ты тоже что-то подозреваешь, — решилась я. — Помнишь, на поминках? Ты говорила, что я его отравила, помнишь? Откуда у тебя взялась такая мысль? Это неправда, разумеется, но откуда она у тебя взялась? Это очень важно.

— Погоди, — прервала она, — так ты тоже… ты тоже думаешь, что что-то здесь не так? Ты тоже так считаешь?

— Считаю.

Она нервно засмеялась и смеялась очень долго, так, что мне стало неуютно и страшновато. Когда ей удалось взять себя в руки, она заметила:

— Видишь, как все элементарно. Меня жутко раздражало, что ты, никогда его по-настоящему не любившая, вдруг так заинтересовалась им после смерти. Я не могла понять, зачем тебе это надо.

— Я, конечно, не любила его по-настоящему, — подтвердила я, — но я относилась к нему хорошо, и его смерть…

— Его смерть была очень мучительна, — горько усмехнулась Галя. — Врагу не пожелаешь. Ты не видела, ты не можешь понять. Я не представляла, что человек может так мучиться. Особенно он. Он ведь был баловнем судьбы, он не привык. Он так недоумевал перед смертью, Таня. Он не верил, не понимал, что с ним. А мы с мамой, две взрослые дуры, мы тоже надеялись на лучшее. Слабительное, марганцовка… Детский сад, доморощенные средства, а ведь надо было сразу вызывать скорую! Возможно, тогда бы его спасли.

— Вряд ли, Галя. От этого яда не лечат.

— Мы все вместе разбирали грибы. С Андреем. Там не могло быть поганки. Не могло, понимаешь? Сколько бы меня ни уверяли, не могло. Я перерыла кучу справочной литературы. Яд действует не сразу. Возможно, Сережу накормили раньше… в пятницу, например. Разумеется, не ты. На тебя я всерьез не думала. Ты еще маленькая, ты способна убить только словами. А вот молчальница Рита… Привела в гости, нажарила грибов. Совсем несложно. Я сказала это милиционеру. Не знаю, обратил ли он внимание. Он странный.

— А теперь Рита с Андреем, — вырвалось у меня. Я не умею держать язык за зубами, это точно.

— А теперь Рита с Андреем, — повторила моя собеседница с такой непередаваемой тоской, что я поспешно заверила:

— Но они скоро расстанутся.

— С чего ты взяла?

— Я знаю. Хочешь, поспорим? Две недели — крайний срок. На самом деле, меньше, но через две недели я тебе гарантирую.

Галя снова принялась смеяться — или плакать, разобрать было невозможно.

— Перестань! — испугалась я. — Не надо!

— А что, неужели так бросается в глаза? — она с трудом выговаривала слова. — Я-то думала, много лет храню страшную тайну… тринадцать лет… — от ее хохота так и хотелось заткнуть уши.

— Совсем ничего не заметно, что ты! Он даже не подозревает. И он к тебе очень хорошо относится. Очень. Рита — это затмение, эпизод. Он и сейчас-то ее уже видеть не хочет.

— Но на квартире с ней встречается.

Я быстро спросила:

— Когда?

— Именно тогда. Тогда, когда убили Вику. Я шла за ними до самого дома. Могу адрес назвать. Смешно, да?

— И во сколько?

— Сразу после работы. Они приехали туда без четверти шесть. Я постояла полчасика и ушла. Не ночь же стоять, правда? Под дождем.

«Полчасика», — подумала я. Рита вполне успела бы возвратиться в институт к Вике. Нет, это не то алиби.

— Кроме Риты, больше некому, — помолчав и немного успокоившись, вернулась к прежней теме Галя. — Марченко, к примеру, вряд ли стал бы угощать Сережу грибами. Это не в его духе.