– Душа моя, редактор, иди, погрейся. – Услышал он приятный баритон и машинально шагнул в жаркое марево. Когда глаза привыкли к жару и пар немного осел, Рунич понял, что очутился в парилке, и увидел обладателя красивого баритона. Голос являлся только частью от приятной во всех отношениях наружности мужчины, что возлежал на полке.

– Оклемался, сердешный? – Участливо поинтересовался молодец, присаживаясь на скамью: – Давай, душа моя, знакомиться. Меня зовут Александром. Можно, просто, Саша. А твое имя я знаю.

– Это я уже понял. – Усмехнулся Рунич: – Твои же парни поджидали меня в городе?

– Соображаешь, душа моя, Евгений. Ты, прости, что не тратил время на этикеты. Понимаешь, голубь, в этой дыре увидеть интеллигентного человека большая редкость. Вот я и позволил себе немного снасильничать. Помнишь у Гоголя, Ноздрев примерно так заполучал гостя…

– Трогательно – согласился Рунич: – Но ты, наверное, ошибся, я не Чичиков, да и задачи по жизни у меня другие.

Хозяин раскатисто рассмеялся:

– Не переживай, душа моя. Много времени я у тебя не отниму.

А когда уразумеешь, зачем я тебя побеспокоил, сам мне челом отобьешь – и Александр подцепил ковшом из шайки водицы и плеснул на печь. Огненный вал пригнул Рунича к полке. Он почувствовал себя рыбой, вынутой на жаркий песок берега из прохладных струй. А мужчина только крякнул, и как ни в чем не бывало, улегся на полку снова: – Ничего, душа моя Евгений, пар костей не ломит.

– Не надо. Я сильного жара не люблю. – Сипло попросил Рунич.

– Не любишь, не буду. Пойдем, душа моя, смочим горлышко, а заодно и обсудим мое к тебе предложение. – Женя с удовольствием выбрался из парилки и уселся за стол. Пар и страх за свою персону остатки алкоголя из него уже вышиб, и журналист стал гораздо наблюдательнее. За время его посещения парилки, в натюрморте предбанника почти ничего не изменилось. Та же бутылка водки, те же соленые огурцы. Только граненых стаканов вместо одного, оказалось два. Александр разлил себе и Руничу водку, чокнулся с журналистом и, бросив, «за все душевное» залпом влил стакан себе в глотку. После чего смачно хрустнул огурцом: – Почто не пьешь голубь? Водка-то добрая.

– Я вискарик больше уважаю. – Ответил москвич, но поморщился и четверть стакана отпил.

– Будет тебе и вискарик, Евгений, все тебе, Евгений, будет. Но сначала, душа моя, о деле.

– О деле, так о деле… – Рунич пытался выглядеть спокойно. И это ему пока удавалось. Страх внутри сознания сохранялся, но овладеть им до конца не смог. Испугаться в машине он не успел, а тут в бане все обстояло слишком буднично и, на первый взгляд, добродушно. Хотя Женя понимал – чем кончиться это приключение может знать только его «ласковый» хозяин. Если стаканы у него появляются, как «по щучьему велению» почему не может столь же неожиданно появиться топор или обрез? Александр тем временем закусил огурчиком и обратился к гостю:

– Я тебе, душа моя, Евгений, предлагаю службу. Вознаграждение назначишь сам. Сколько скажешь, душа моя, столько и получишь.

– Что за служба? – Поинтересовался журналист: – Надеюсь, не в шпионы подбиваешь?

Александр засветился доброй белозубой улыбкой и снова потянулся к бутылке:

– А вот об этом мы сейчас и поговорим. Но сперва, еще по стопарику…

– Сначала поговорим, а потом выпьем. – Отказался Рунич и прикрыл свой стакан ладошкой.

– Как скажешь, душа моя, Евгений – согласился Александр: – А мне еще чуток не помешает – и медленно, словно пил нектар, маленькими сладострастными глотками осушил свой стакан.

* * *

За много тысяч километров от маленького затерянного в лесах русского городка готовился промочить глотку другой любитель горячительных напитков – рыбак с «Бараньего» острова Тодди Смит. Он тоже недавно откупорил бутылку, но к пиву не притронулся. Вся его мощная фигура с необъятным брюхом и крупными чертами обветренного лица выражала удивление и растерянность. Он сидел возле телефона и переваривал только что законченную беседу с Олегом Голеневым. Тот сообщил, что его дочь Кристина уже где-то на пути к дому. Ее возвращение, по словам Голенева, не связано с размолвкой. С женихом Кристина даже не попрощалась. Голенев просил Тодди поговорить с девушкой и объяснить, что она не права. Детали размолвки расскажет сама Кристина, но суть ее отъезда – обида на горожан провинциального города.

Тодди не мог понять, как могут посторонние люди расстроить свадьбу двух молодых влюбленных. Так ничего и не придумав, он медленно побрел к причалу, забрался на катер, проверил количество солярки и завел двигатель. Пролив сегодня напоминал зеркало бабушкиного комода, если этот комод положить задней стенкой на пол. Ни волны, ни ряби. Тишь да гладь. Только чайки своими пронзительными криками напоминали о том, что под ним все же море. Тодди рулил к «Большой земле» продолжая размышлять о дочери. Ее возвращение отчасти отца радовало. Кристина хорошая помощница, и выходить на промысел с ней куда удобнее. Да и множество вещей на берегу требовало женских рук. Тодди тоже умел чинить сети и готовить пищу. Но делал это с видимым неудовольствием. Да и все равно, отсутствие хозяйки тут же лишало его дом того уюта, к которому он привык за годы, когда Кристина из ребенка превращалась в барышню. Но уют это хорошо, а разрыв с женихом и возвращение на остров девушки, которая теперь и не жена и не вдова, Тодди тревожило. Небольшой рыбацкий поселок не один месяц будет обсуждать подобное. Но и это не все. Проводив Кристину, Тодди съездил к своей постоянной приятельнице и спросил ее, как бы она отнеслась к тому, чтобы порвать со своей древней профессией и стать его настоящей подругой. Маргарет обещала подумать. И вот Кристина нарушает и его личные планы…

Причал Сванси медленно приближался. Тодди имел там собственное место стоянки, и еще издали заметил фигурку дочери. Кристина сидела на маленькой скамейке, и когда он подплыл ближе, помахала отцу платочком. Он не спросил, почему она не позвонила, что уже здесь. Она не спросила, как он это узнал. Они поздоровались так, словно расстались сегодня утром, по случаю, ее очередной поездки в магазин города. Но когда она легкой походкой пробежала по трапу и уселась в кресло рядом с капитанским он, дав задний ход от причала, потребовал – «рассказывай». Она в общих чертах обрисовала шествие озверевшей толпы, закончившейся варварским избиением ее новой подруги. Он попросил обозначить причину конфликта. Она уточнила, пояснив, что здесь замешаны национальные и религиозные чувства. Закончила рассказ словами, что русские хуже дикарей и жить с ними она не собирается. Он кивнул и больше до конца пути ничего не спрашивал.

Дома Тодди уселся за стол, прихватив от телефона бутылку пива, что после звонка Голенева открыл, но так и не выпил. Кристина тут же принялась хлопотать по хозяйству и быстро собрала обедать. Ели молча. Рыба требует внимания, и люди, привычные к рыбному меню, за столом говорят мало. Покончив со сковородкой жареной сельди, хозяин закурил сигарку, что последние два года позволял себе только в особых случаях, допил пиво и обратился к дочери: