Ушастая костлявая уродина — вот кто она! Конечно же, ее никто никогда не полюбит — кому такая нужна!? Ничего, кроме бесполезных хлопающих глаз, огромных ладошек и копны тонких волос непонятного цвета!

Правильно, что Чудовище ее возненавидел. Чем была для такого, как он, новость о женитьбе на такой страшиле? Приговором. Вот он и возненавидел Селин с первого взгляда.

Отвернувшись от зеркала, девушка обшарила взглядом комнату. Ее замызганное старое платье блеклой кучей валялось на полу. И все. Никаких больше вещей, ничего, что Селин могла бы назвать своим.

Свиток!

От неожиданности девушка вскочила и тут же снова рухнула в воду, выплеснув на пол целую лужу. Свиток, который ей поручили оберегать камарилы! Селин позабыла о нем в самом начале боя.

А значит, он до сих пор лежал в сумке на столе ее разгромленной каюты. Как можно было забыть про то, что тебе надлежало бережно хранить?

Сердце с новой силой тревожно забилось в груди. Нужно было придумать, как вернуться на “Черную змею”. Сбежать отсюда ночью? И что дальше? Вплавь до корабля ей все равно не добраться, да и дорогу до пристани она вряд ли найдет. Попросить о помощи кирацийцев? И как она объяснит врагам, зачем ей нужно вернуться в свою каюту?

Что бы Селин не придумывала, ее собственный разум отвергал этот план уже в следующее мгновение. Единственный, кто и впрямь мог помочь ей — это Рауд, но девушка не знала даже, жив ли он, а если и жив, то вряд ли враги оказали ему такие почести, как ей — бесполезной девчонке.

Она билась головой о стены собственной глупости, не переставая проклинать себя за то, что подвела всех, кого только могла. Из-за этого никчемного свитка был убит ее отец, за ним охотились самые опасные люди Эделосса, а Селин просто взяла и забыла про него! Уму непостижимо!

Упершись лбом в мокрые колени, девушка горько заплакала, чувствуя себя еще более ничтожной, чем обычно.

Где-то через полчаса в ее дверь постучали. Не открывать тем, кто оказал ей такой теплый прием, было бы глупой идеей, а потому изрядно проплакавшаяяся и впавшая в отчаяние Селин медленно встала с узкой кровати и отперла засов.

На пороге оказался Атвин — отчего-то мило улыбающийся и все так же немного смущенный. Опомнившись, Селин смутилась своих распущенных волос, что еще не успели высохнуть и рассыпались по плечам крупными прядями. Она поспешно собрала их в хвост и отступила в сторону, пропуская моряка в комнату.

Но Атвин заходить не спешил. Вместо это он жестом поманил ее к себе и указал на коридор, видимо, требуя пойти с ним.

Это должно было произойти. Селин не могла вечно сидеть в этой комнате — вот вспомнили и про нее. Мысленно приготовившись к любой участи, девушка шагнула в коридор и покорно двинулась вслед за огромным моряком, ощущая при этом, как сильно трясутся колени. Пытаясь отвлечься от гадких мыслей, она принялась на ходу заплетать мокрые волосы в косу, но это совершенно не помогало.

Для кирацийцев она в любом случае была врагом — хоть как подданная Гвойна, хоть как подданная Эделосса. Плена ей не избежать, так что свиток канул бы в безвестность при любом развитии событий. Правда, эта мысль все равно ни капельки не успокаивала…

Атвин привел ее к высокой двери на верхнем этаже, сдержанно постучал и принялся ждать ответа. Открыли быстро — моряк жестом показал Селин войти и, закрыв за девушкой дверь, поспешил исчезнуть.

Она оказалась в сдержанно обставленном кабинете с большим окном и огромным столом, на котором лежали какие-то книги, чертежи и карты. За всем этим восседал молодой мужчина, пристально изучающий Селин взглядом.

— Сударыня, насколько мне известно, вы говорите только по-эделосски, верно? — Сказал он.

Так неожиданно было услышать из уст кирацийца такую чистую родную речь. Мужчина разговаривал практически без акцента — разве что слишком быстро произносил окончания слов, но это можно было списать на особую манеру говорить.

Селин кивнула, и ее собеседник зачем-то поднялся со своего места, отступая к окну.

Меньше всего девушка ожидала, что кирацийский командир окажется… таким. Отчего-то в ее голове с детства сложилось мнение, что все военные (а тем более — моряки) должны быть либо такими, как Рауд — грубоватыми, мужественными, крепкими и сильными, либо и вовсе кряжистыми свирепыми стариками с обрюзгшими морщинистыми лицами.

А этот кирациец… во-первых был слишком молод, во-вторых — слишком вежлив. К тому же, он был высок и худощав, отчего напоминал молодое изящное деревце, да и одежда на нем смотрелась совершенно не по-военному. Кирацийские моряки носили строгие синие мундиры с серебряными пуговицами, но почему их капитан (он же был им, верно?) ходил в приталенном черном камзоле?

К морю отсылала разве что шляпа-треуголка, небрежно брошенная на узком диване.

— Присаживайтесь, — Кирациец указал на стул возле своего заваленного картами стола, — И будьте спокойны — вы в безопасности.

Помедлив, Селин с опаской посмотрела на стул, но все же приняла предложение. Она старалась сесть как можно более изящно, расправляя подол неудобного платья, которое, разумеется, оказалось ей велико.

Кирациец все еще стоял возле окна, как будто о чем-то задумавшись. Наконец, он вышел из оцепенения и уселся на прежнее место, прямо напротив Селин:

— Меня зовут Джеррет Флетчер. Вы можете мне доверять, сударыня. Я воюю со многими, но никоим образом не с женщинами.

Флетчер. Именно про него ей говорил Рауд. В этом человеке можно было заподозрить плута или щеголя, но никак не великого воина. Селин и не думала, что внешность бывает так обманчива.

Кирациец вовсе не был красавцем, даже наоборот — его лицо словно было создано настораживать, а не притягивать взгляды. Не было в нем чего-то мужественного, воинственного — того, что было в лице у Рауда, Робина или Чудовища. Флетчер был весь какой-то острый, казалось, от одного взгляда на него можно ненароком порезаться.

Но тут Селин вспомнила, какой уродиной была она сама, и с ужасом предположила, что кирациец сейчас оценивает ее так же нелестно.

— Сударыня, скажите же мне хоть что-нибудь, — Внезапно улыбнулся своими тонкими губами Флетчер.

“Сударыня” — сколько раз он успел назвать ее этим проклятым словом!? Селин не имела бы ничего против этого обращения, если бы изрядно подвыпившие отцовские постояльцы не звали ее так каждый раз, когда хотели…

После этого она всегда уходила и запиралась в своей комнате.

— Прошу, не называйте