мы недавно выбрались.

Мой опытный взгляд, ещё при приближении обнаружил повреждения на стенах от мощного артиллерийского обстрела. А после того как мы проникли внутрь, я сразу нашёл пробитое перекрытие между уровнями и полностью разрушенный, внутренним взрывом, каземат, ранее находившийся на минусовом уровне.

Забравшись по лестничным пролётам на второй уровень, мы прошли в практически целое помещение, некогда бывшее и наблюдательным пунктом, и местом для размещения сразу нескольких пулеметных точек.

Несмотря на то что стрелковые бойницы были задрапированы брезентом, а пробоина от снаряда была заложена мешками с песком, внутри гулял морозный сквозняк, а на полу лежал снежок, занесённый ветерком снаружи.

Зайдя внутрь, Сева первым делом подошёл к огромной буржуйке, загрузил её обледенелыми дровами и подал знак Щукарю, явно предлагая ему заняться розжигом. Старика уговаривать не пришлось, так что уже через минуту в печке весело затрещали и зашипели разгорающейся дрова.

— А тебе это как, случайно не помешает? — спросил я и указал Севе на буржуйку, от которой во все стороны начало распространяться тепло.

— Нет Ген, ведь тепло, иной раз и полезно бывает ощутить. Оно не позволяет полностью мозгам заморозиться и впасть в спячку, как это делает медведь в берлоге — ответил Сева. Затем он уселся на один из снарядных ящиков, с французской маркировкой, времён первой мировой войны. Раскрыл соседний ящик и достав оттуда здоровенный свёрток, принялся его аккуратно разворачивать.

— Ну раз уж мы внучок тебя отыскать смогли, причём нашли во вполне нормальном виде, давай-ка рассказывай, как ты тут в отшельничестве поживаешь? — не выдержав спросил Щукарь.

— Дедуль, живу я здесь уже полгода, в принципе нормально. Если это конечно можно назвать нормальной жизнью. Ведь даже покойники в морге, ежели летом, то имеют температуру повыше моей нынешней. А в остальном, здешний холод меня сразу за своего принял, излечил смертельные раны и дал силу дальше жить. Конечно, оно не совсем так как я обо всём раньше мечтал, но в одинокой жизни тоже что-то есть.

— Даже не знаю Севка, в кого ты у нас такой уродился? — неожиданно пробубнил Щукарь. — Почитай кроме меня, во всём нашем большом семействе Морозовых, только твой батька немного силу потустороннюю чует, да и то так, всё больше по верхам а в суть никогда проникнуть даже и не пытался. — Старик отмахнулся и полез за кисетом. — А я так и вовсе, словно в противовес тебе силой огня давно проникся. Остальные же силы мне неведомы. А тебя значится внучок холод принял. И почему так получилось, мне старику совсем непонятно.

— Дедуль, а мне наоборот всё понятно стало, когда холод мне мозги прочистил, да много чего напомнил в сновидениях. Ты же помнишь, как мне малолетнему пацану ты сказки рассказывал, дюже страшные, про чудищ всяких, что через трещины в наш мир лезут, приживальцев, что в людях поселяются, и про места всякие, совсем уж нехорошие? Так вот я же ещё тогда понял, что это не совсем сказки, а то что ты сам видел. Так вот, ты ещё тогда рассказал мне про места люто холодные, ледяную долину, наполненную замороженной нежитью. А ещё ты как-то обмолвился о луже талой воды, из которой твой двойник вылез. А потом ты туда раненный сам нырнул и в результате выжил.

Выслушивая догадки любимого внука, Щукарь насторожился и даже перестал тщательно утрамбовывать самокрутку.

— Значит холодная стихия тебе всё показала — проговорил старик и Сева утвердительно кивнул.

— Холод мне всё предоставил, без утайки. И наверняка даже больше показал, чем ты сам видел в те минуты. Так что я точно знаю, что моя стихия не только тебя дедуль тогда выходила и в мир вернула, но и продвинула тебя уничтожить незваного гостя и вернуть свое законное место за семейным столом Морозовых. А теперь подумай дедушка, уж не для того ли это всё стихия проделывала, чтобы ты потом должок ей мною отдал? Ведь я, для этой спящей стихии, одновременно и нечто новое и нечто давно забытое.

— Вот я старый дурень, а ведь мог бы и догадаться — проговорил Щукарь и подкурил от загоревшегося пальца.

— Стихия холодная, тебя спасла, а потом меня взамен забрала. Но ты дедуль себя не кори, ведь если бы не это всё, то я бы в катакомбах Ювелира навсегда остался.

— И как тебе внучек теперь тут живётся? — спросил Щукарь.

— Нормально. Только места очень мало в этой аномалии и развернуться негде. Там за замороженным лесом, прозрачная стена дальше не пускает. Справа и слева горные перевалы, а за ними всё та же стена, за которую никак не пройдешь. Ещё имеется огромное снежное поле, и промороженный городок на скалистом берегу замёрзшего океана, в который меня тоже оболочка аномалии не пускает. И везде, кроме снега, да иногда вторгающихся в пределы аномалии, морозных призраков, ничегошеньки тут нет.

— Тоска — пробурчал дед и хорошенько затянувшись, выпустил струю дыма.

— Не то слово. Но тоска — это очень близко по смыслу. Я про ещё одно здешнее место только упомянуть забыл. Есть тут огромное, горное озеро, на дне которого, единственное в пределах аномалии, теплое место скрывается. Там я рыбу хищную на живца ловлю, тем и живу — признался Сева и вспомнив о свёртке, наконец его развернул, явив свету огромный кусок ярко красного мяса. Похожего на мясо тунца.

Вытянув здоровенный нож, Сева положил мороженное мясо на крышку ящика и принялся ловко его строгать. Затем он проглотил один кусочек и предложил нам с Щукарём присоединиться к трапезе. Не став отказываться от угощения, мы приобщились к местному кулинарному изыску. Кстати строганина, оказалась весьма вкусной.

— А чем ты тут ещё внучек занимаешься, кроме рыбной ловли? — поинтересовался Щукарь.

— Дедуль, да занятия тут у меня однообразные. Добываю пропитание, гоняю морозных призраков, а если они начинают борзеть то и душу самых свеженьких, чтобы другим неповадно было. Ну ещё есть парочка мест, откуда очень редко, тёмные потусторонники вылезают. Этих тварей приходится наглухо мочить. А больше тут делать вообще-то и нечего. Раньше я выход искал, пока не понял, что отсюда без Генкиного артефакта, точно не выбраться.

— Севка, так получается, что теперь, ты отсюда выйти сможешь? — с явной надеждой, спросил Щукарь.

— В ту аномалию, которую вы к моей прикрепили, выйти точно смогу. Я это сразу почуял, даже через закрывающийся портал. А вот дальше, не уверен. Ведь теперь тепло на меня не особо хорошо действует. Я ведь заныривал туда, где на дне озера тёплые ключи бьют, и едва там не остался, потеряв почти все силы. Да что там говорить, я даже вблизи тёплой печки, больше десяти минут сидеть не могу. Так немного разогреюсь и сразу тушу.

— А ежели зимой? — спросил Щукарь, явно не собираясь отступать.

— Дед, так на зиму у меня вся надежда и была — тут же признался Сева. — Ну а теперь хватит меня пытать, а лучше расскажите-ка мне, что там снаружи творится. Ген, мне же до сих пор интересно, как та ситуация в Москве разрешилась? И вообще хочу знать, каким таким чудным образом вы с дедом встретились и смогли окольный путь ко мне найти и сюда пробиться?

Сильно нас уговаривать другу не пришлось, в результате мы три часа рассказывали ему о всяком разном.

Щукарь поведал о том, о чем раньше внучку не рассказывал. Ничего не утаив, расписал все катастрофические события на прииске, приведшие к полному запустению деревни Артельной. Затем объяснил местные расклады, да и про общих с Севой многочисленных родственников, упомянуть не забыл.

Я же подробно рассказал о ритуале что затеял тёмный. Описал кончину Кукловода и поведал о побеге на необитаемый остров, находящийся в Тихом океане, на оконечности Гавайского архипелага.

Скрывать ничего не хотелось, так что я не утаил факт потопления атомного крейсера США, и упущенную возможность стать властителем тёмных сил. Затем описал разборки между темными и светлыми иными, закончившиеся очень плачевно, для ряда причастных лиц.

Как результат, после моего рассказа, дед Щукарь посмотрел на меня как-то по-другому, словно на ходу меняя, уже сформировавшуюся, личностную оценку.

После, мы уже вместе поведали о совсем непростой, сложившейся снаружи ситуации. Последними, Щукарь описал местные разборки и тучи, сгустившиеся вокруг нас.

— Значит думаете, что за вами в аномалию враги прошли — сделал выводы Сева, когда мы наконец-то закончили излагать суть сложившейся ситуации.

— Две суки из райцентра, со своей блошиной