Заглянул я, значит, в машину к Зуеву, а там... картина любопытная. Лучше бы сдохнуть, чем увидеть.

Злата закрывает глаза руками и плачет. Тоже вспоминает. По секундам. Перепугалась тогда вся, кричать начала.

— Я клянусь тебе, что раскаиваюсь. Так сильно раскаиваюсь, — шепчет она. — Не знаю, зачем это сделала. Просто... мне было одиноко, ты постоянно работал.

— Ты е*алась с моим боссом, — говорю я. — Ты понимаешь, что разом лишила меня и семьи, и работы?

Она головой качает. Быстро, нервно.

— Данил, всё не так. Мы оба тебя любим.

Я смеяться начинаю, и она выкрикивает:

— Я раскаиваюсь! Ты себе даже представить не можешь, как сильно! Ты когда забыл всё, я подумала, что это наш шанс! Тебя в скорой увезли, я молилась за твою жизнь. И Богу обещала, что никогда больше. Что всегда рядом с тобой буду. Я один раз ошиблась.

В стену спиной упираюсь и зажмуриваюсь. Внутри всё в очередной раз умерло, как увидел. Я ей уже предложение к тому времени сделал. Кольцо, все дела. На работе успех, повышение.

А как понял, что всё, пи**а всему, словно крыша съехала. Вновь себя ребенком почувствовал. Вновь будто с уроков сорвали и отвезли в город, чтобы ДНК-тест позволил отцу вышвырнуть меня на улицу со спокойной совестью. Отцу, которого я в семь любил больше всего на свете.

— Мне было так страшно тебя потерять, Данил. От мысли, что ты умрешь, самой жить не хотелось. Прости меня. Я поняла, как сильно люблю тебя, только когда едва не потеряла. Это ужасно, врагу не пожелаю. Я из больницы не выходила, ты ведь знаешь. Ты всё знаешь, я с ума сходила от страха за тебя. Так сильно тебя люблю.

Картинки мелькают перед глазами. Я впал в какой-то психоз, неадекватное состояние. Долбиться в дверь начал, как придурок. Ждал, пока оденутся. И эти несколько секунд вечностью показались. Потом вдруг решил, что убью Артура на хер. Пусть сяду потом, но убью. Он оттолкнул меня, Злата кинулась на шею. А утырок моментом воспользовался и обратно в машину шмыгнул. По газам.

Мы со Златой орать друг на друга начали. И я, пьяный в хлам, подбежал к бэхе и за руль сел, педаль выжал в пол.

Что хотел — сам не знаю. Догнать его, чтобы что? Ну не ее же душить, в самом деле.

Перед глазами расплывалось. Я просто разом потерял всё. Догнал его тачку и спецом влетел в бампер. Это на камеры не попало. Меня развернуло, а дальше столкнулся с припаркованной у дома левой машиной.

Очнулся в больнице. Злата действительно рядом была постоянно. Обнимала. Шептала, что любит. И Зуев тоже приходил, по плечу меня хлопал, дескать, поправляйся, ждем в строю.

— Он, блть, в палату ко мне приходил, — говорю я. — Ты, сука, молчала. Он приходил в больницу, я, как лошара, ничего не помнил! — ору и с психу впечатываю ладонь в стену.

Злата вздрагивает. Смотрит на меня в полном ужасе. Я редко повышаю голос, в самых крайних ситуациях. Потом она на ноги вскакивает. Жалкая такая. Волосы всё еще уложены в прическу праздничную. Меня тошнить начинает.

— Тебя никогда не было! — кричит она в ответ. — Я всё время дома одна... я... ты пропадал где-то, изменял мне постоянно, я... ждала тебя, а ты...

— Я работал! — развожу руками. А вот и чувства к ней появились. И они сплошь боль. Детская и неадекватная. — Вкалывал с утра до ночи, чтобы купить всё, о чём мы мечтали! На меня с неба ничего не упало. Я ни разу тебе не изменял.

Злата закрывает лицо и рыдает.

— До пятницы этой, — добавляю. — Господи, ты из-за наследства со мной осталась? Ради денег? Ради этого всего? — Я оглядываюсь.

— Нет! Клянусь тебе, что нет. Я порвала с ним в тот вечер. Мы для этого и встретились... Боже. Данил, честное слово, о наследстве уже потом стало известно. Это совпадение.

— Чёта не верю. Ты его... блть, любила хоть?

Сам вспоминаю, сколько вечеров мы в одной компании проводили. Я не замечал ничего вообще. Зачем спросил — не знаю. Насрать ведь.

— Нет, не любила. Тебя только. Я... ошиблась, Данил. Выслушай меня. Прошу. — Она сжимает ладони. — Просто выслушай.

Я сажусь на пол и за голову хватаюсь.

Мне ж теперь даже вернуться некуда. Всё, что есть, — агрокомплекс этот, который и то отжать хотят все кому не лень.

Злата подходит и встает на колени. Берет меня за руку, я дергаюсь.

— Уйди, — говорю ей. — Просто уйди с моих глаз.

— Делаем тогда, как решили, — говорю я.

— Уверены, Данил Андреевич?

— Вполне. Меня устраивает. Бороться будем за каждое дело до последнего. Любыми способами.

Юристы переглядываются. Два часа обсуждали сложившуюся ситуацию. В бизнесе отца много брешей, большинство из них известны нашему врагу.

— Я попробую подтянуть связи из Москвы, — продолжаю. — Но мне нужно время. На этом всё?

— Да. А, еще. Данил Андреевич, штрафов от МЧС не будет, по полосам отчуждения отбились. Разрешения от администрации на посадку ближе, при условии обеспечения пожаробезопасности, что вы нашли у Андрея Михайловича, пролезли.

— Хотя бы одна победа в этом беспощадном сельском квесте.

— Как вступите в наследство, будет проще.

— Надеюсь. Землю я не отдам. Надо, чтобы уже это поняли. Единственный способ отобрать — это пристрелить меня. Способы борьбы меня не пугают. Мой отец не для того всю жизнь здесь батрачил, чтобы мы всё похерили из-за лени или страха.

Понедельник начался как обычно — с общения с юристами.

После разговора выхожу на крыльцо, закуриваю и оглядываю улицу. Со Златой мы ругались недолго. Смысл? Фиговая банальная ситуация.

В какой-то момент я просто ушел в душ, освежился и отпустило. Как бы там ни было, больше всего во всей этой истории меня поразила не измена Златы, не постельный подвиг Зуева, с которым мы вечно соперничали. Снюхались эти двое за моей спиной — флаг им в руки. Любые отношения рано или поздно заканчиваются. Не слевачила бы она — когда-нибудь слевачил бы я. По сути, Злата просто первая сдалась. Похер, так даже интереснее.

Ох уж эти игры в моногамию.

Поразила меня собственная неадекватная реакция. Это ж надо так психануть. Неудивительно, что мозг отказался запоминать тот беспредел. Я на столь сильные эмоции в принципе не способен, достаточно стрессоустойчив. Уж поверьте, с моей работой кризис-менеджера это необходимо. Но есть и у меня ахиллесова пята. Почему-то вдруг показалось, что я вновь в прошлое попал. Или в семь лет, или в семнадцать, когда меня, выпнули под зад ногой учиться, без обратного билета.

Тогда я ничего не мог поделать. Но сейчас-то могу.

Улыбаюсь. Но как-то невесело. Скорее жутковато. В последнее время столько всего произошло, что я не успел подумать о самом глобальном вопросе: почему отец изменил решение и сделал наследником именно меня?