Берет мою руку, вкладывает ключи и говорит тише, чем обычно:

— В бэху черную дуй. На замки закройся и, что бы ни случилось, не открывай. Поняла?

— Я тебя не брошу! — выдаю решительно .

— Живо, блть! — рявкает Данил так, что у меня волосы дыбом.

Следом я снова получаю по заднице для ускорения, срываюсь с места и к парковке несусь. На ходу выключаю сигнализацию — БМВ послушно откликается в ответ. Я такую не видела у Колхозника раньше, но удивляться времени нет. Забираюсь внутрь.

За мной устремляются двое, но Данил их останавливает и отталкивает назад. И только когда замок щелкает, я впервые делаю вдох! Глубокий, жадный.

Мужчины же на улице. Они ругаться начинают. Орать друг на друга! Толкаться. Понятия не имею, что мне делать! Вглядываюсь в темные силуэты, пытаюсь к словам прислушаться. Данил объясняет что-то, жестикулирует агрессивно.

Один рыжеволосый, что отчима моего лично знает, тем временем к машине подходит и на капот опирается. Он сидел уже. За что — не сказал, лишь усмехнулся. Смотрит на меня. Зовет выходить. Он Ментовского ненавидит из-за должка какого-то старинного, и именно сейчас, конкретно в данную секунду я понимаю, что на этой почве мы с ним вряд ли подружимся.

Хотя еще полчаса назад почему-то думалось иначе.

Когда эти трое за мной в кабак зашли и у столика зажали, я чуть не расплакалась от отчаяния. К единственному официанту обратилась, но тот сделал вид, что не понимает. И позвонить не дал. Потом четвертый подошел, про отчима начал рассказывать. Я пить не хотела, категорически отказывалась, но потом сама не поняла, как две подряд опрокинула. Горько было невыносимо, это не шампанское испанское, которым Данил угощал. Но потом вдруг легкость подхватила! Я ждала, может, дальнобойщики остановятся ужинать, я с ними попрошусь. Время тянула, как могла. Вскоре начало казаться, что новые знакомые желают мне добра. Шутили, комплиментами сыпали. Божечки! Я, дура, расслабилась.

Рыжеволосый долбится в окно бэхи, требует, чтобы я открыла. Данил что-то ему кричит. Но его перебивают.

Посещает мысль, что... я же могу уехать! Она как луч света в этом кошмаре. Просто перелезть за руль, нажать на кнопку, и машина заведется. Надавить на педаль газа...

Но вместо этого я бардачок быстро открываю, там шарю. Бумаги какие-то, ножик складной... Потом под сиденьями. Пусто. Голова тяжелая, хочется сражаться и прятаться одновременно. Сердце в груди гулко колотится. Что же делать?

Бросаю взгляд на Данила. Рыжий стучится активнее, уговаривает, выманивает.

— Выбирайся, красавица, или парню твоему хана!

Я вновь в бардачок лезу и на самом дне нащупываю что-то холодное, увесистое. Сжимаю рукоятку и понимаю, что это пистолет. Брезгливо бросаю его обратно, словно ошпарившись. Сердце уже так бьется, что больно становится.

Завожу двигатель, включаю фары. И нажимаю на гудок.

Округу пронзает рвущий перепонки звук. Я зажмуриваюсь, не переставая давить на кнопку. В окно долбятся, а я всё жму и жму!

Наконец, глаза распахиваю. И не вижу Данила! Его просто нет нигде! Меня такой ужас берет, что жить не хочется. Дальше всё происходит на едином вдохе.

Я вновь тянусь к бардачку, хватаю пистолет. Дверь открываю и выхожу из машины, одновременно наводя пистолет на Рыжего.

Руки трясутся.

— Отойди от машины! — кричу я.

Тот хватает меня за запястье, пистолет падает на землю. Рыжий толкает. Я больно ударяюсь о капот, зажмуриваюсь и вскрикиваю!

Но больше ничего не следует, только звуки возни и ударов. Распахиваю ресницы и вижу, как Данил держит Рыжего за руку, выкрутив ее. Тот к земле наклоняется, стонет. Колхозник поднимает на меня глаза, и в них так много всего написано обо мне и моем поведении... что хочется снова зажмуриться.

Вот теперь я, кажется, и правда трезвею.

Темно, видно плохо, но каким-то образом я улавливаю все оттенки эмоций Данила. Стыд затапливает с головой. Что я ему там говорила? Что останусь с друзьями? Божечки!

— Прости! — лепечу я и юркаю обратно в машину.

Через минуту Данил садится за руль. Мрачный. Кидает пистолет обратно в бардачок. Смотрит на дорогу, выжимает педаль газа. Машина рвется с места. Всё это очень-очень быстро.

У меня руки до сих пор трясутся. И губы. И вся я, как лист на ветру, ей-богу, он взглянет на меня — высохну и рассыплюсь в пыль.

Тишина, что царит в машине, нестерпимая.

— Даня, — шепчу я жалобно, — Данечка... тебе ранили?

— Я тебе не «Данечка», — отрезает он в ответ.

Слёзы из глаз брызгают. Я к окну отворачиваюсь и всхлипываю жалобно. Ладонями лицо закрываю. Так стыдно! И обидно. И больно. Плачу и плачу без остановки. Я ведь так не хотела! Вообще не искала приключений. Меня мама ударила, я домой не могу вернуться. Я совсем-совсем одна, и никто в целом мире за меня не заступится, не пожалеет и не поможет!

— Нос не дорос, — вдруг произносит Данил тише, всё еще не без раздражения, но уже не так жестко. И добавляет: — Пока что.

Я прыскаю, но рассмеяться не успеваю, снова горечь накатывает. В плен меня берет, болью пропитывает и страхом. Таким диким страхом! Что бы со мной было, если бы Данил не приехал? От стыда щеки горят всё сильнее.

— Спасибо, — шепчу я.

— Ударилась? — спрашивает он, игнорируя благодарность. — Что болит?

— Ничего.

Данил головой качает. Не верит.

— Я же сказал не выходить из машины, — произносит сквозь зубы. — Ты почему меня не слушаешься никогда? Ты мне не доверяешь? Не уважаешь мое мнение?

— Я переживала за тебя.

— Я что сказал? — повышает он голос.

Напряжение в машине зашкаливает.

— Я переживала! — выкрикиваю.

Мы едем по трассе несколько минут. Потом он резко на обочину сворачивает и на тормоза жмет. Меня вперед бросает, благо что пристегнутая.

Данил поворачивается ко мне. Я же — к окну снова. В глаза ему не хочу смотреть. Устала. Так сильно устала, что сил нет на противостояние.

— Ты стрелять умеешь? — спрашивает он подозрительно спокойно.

Я головой качаю.

— Зачем пистолет схватила?

— Помочь хотела. Тебе.

— Помогла?

Опускаю голову.

— Я думала... они испугаются.

Он откидывается в кресле и делает медленный вдох-выдох.

— Никогда не трогай оружие, если не готова выстрелить.

— Он боевой?

— Если бы ты кого-то убила, мы бы оба сели.

— Зачем ты возишь в бардачке боевой пистолет?! — парирую я.