«Я до боли хотел вас увидеть». Но нет, он не мог признаться в такой слабости — инстинкт подсказывал, что свою уязвимость следует скрыть.

— Со мной все было в порядке, пока я не увидела вас, — сказала она. — Со мной едва не случился сердечный приступ.

Она покраснела и выглядела взволнованной, но он увидел темные круги под ее глазами и спросил себя, спала ли она этой ночью. Думала ли она о нем, или ее беспокоил Брэдон?

— Вы ведь узнали меня.

— Никто другой с таким ростом и не подумал бы спрятаться на задворках.

Несмотря на ее тон, он подозревал, что она рада видеть его. Оставалось надеяться, что так оно и было.

— Как все прошло? Чего он хотел от вас?

— Лорд Брэдон — совершенно очаровательный джентльмен, и его родители замечательны. Я не могла бы чувствовать себя счастливее.

Ее зеленые глаза потемнели, будто их закрыли ставнями изнутри.

— Лгунья. Что-то здесь не так. Скажите мне правду. Когда вы признались ему?

— Я рассказала обо всем лорду Брэдону сегодня утром. О кораблекрушении и о том, что волнами меня выбросило на берег, где я находилась в какой-то лачуге несколько дней. Я не сказала ему, что была обнаженной, не рассказала о… о том, что было в саду губернатора. Он был очень спокойным. Он… О, я не знаю! — Она всплеснула руками, Люку показалось, что она сейчас заплачет, но Эйврил сжала губы и удержала себя в руках. — Он очень холоден. Все они очень холодны со мной. Никаких чувств, никакого тепла. Но я надеюсь, мы скоро привыкнем друг к другу.

Люк положил руку ей на плечо. Было так хорошо прикоснуться к ней. Он хотел схватить ее в объятия и поцеловать. Она покачала головой:

— Нет, не делайте этого.

И он убрал руку, чувствуя себя так, будто она дала ему пощечину.

— Мне не нужно ваше сочувствие. Со мной все будет в порядке.

— Так что же говорил Брэдон? Он сказал что-то о нас?

— Я ничего не сказала ему о вас. Я сказала, что не знаю ничего о личности того офицера, поскольку его миссия была тайной и я даже не узнала его имени. Ему пришлось с этим смириться.

— И вы все еще в этом доме. Значит, он верит в вашу девственность.

— Нет. Не совсем так обстоит дело. Он либо не верит моим словам, либо считает, что я слишком невежественна, чтобы понять, произошло ли что-то со мной, пока я была без сознания. В течение месяца я останусь в доме как гостья. Если за это время он убедится, что я не беременна, стану его невестой.

— Мой бог! Он хладнокровный бес. Вы же не останетесь с ним, верно?

— Почему бы и нет? Что изменилось? — Она пожала плечами, и он почувствовал приступ гнева. Это была не Эйврил, не его Эйврил — послушная, многострадальная. — Я потеряла силу воли тогда, на островах, и теперь должна вернуть ее себе. Существует договор. Моя семья…

— Ваша семья может изменить договор! — Он боролся с тем, чтобы его голос не звучал с силой морской команды. — Они взрослые люди. Большинство из них. Вы не можете ради них жертвовать своей девственностью, и они не вправе ожидать этого.

— Я не могу, но ваша жена сможет? Она не согласится на брак по расчету, только по любви? Она не выйдет замуж за человека, которому нужны будут только ее родословная и эмигрантское происхождение? Будете ли вы сами лгать ей и притворяться, что чувствуете что-то, стараясь сбежать к любовницам?

Воспитание и остатки сдержанности, которые и так висели на волоске, оставили его. Он схватил Эйврил в объятия и забыл, что собирался сказать ей, не говоря уже о том, о чем думал мгновение назад. Она была, как и прежде, мягкой, податливой в его руках, от нее исходил аромат весеннего луга, и его губы помнили вкус ее поцелуя.

— Я не сбегаю, — отрезал он. — Я не проклятый циник, как этот жадный до денег англичанин, с которым вы хотите себя похоронить.

— Люк, пожалуйста…

«Пожалуйста, уходите», — хотела она сказать. Ее губы были нежными, тело дрожало от его прикосновений, он знал, что должен или отпустить ее, или держать в объятиях, чтобы она чувствовала его тепло и заботу. Но тот дьявол, который привел его сюда, оказался сильнее, голова пошла кругом от женского запаха, от желания ощутить нежность ее губ, закрыв глаза на боль в ее взгляде.

Она дрожала от гнева, желания и беззащитности. Поняла, о чем он мечтает, и почувствовала райское блаженство, когда он с силой поцеловал ее, но извернулась и ударила его по закрытой сапогом голени, не обращая внимания, что обута всего лишь в домашние туфли.

Когда он поднял голову, она смотрела прямо ему в глаза, несмотря на спутанность мыслей. Люк вспомнил, каким был глубоким ее взгляд тогда, на острове Святой Елены, когда она искала правды в его словах.

— Черт бы побрал все, Эйврил. Будьте моей. Пойдемте со мной, я дам вам все тепло, которое вам когда-либо будет нужно.

— Погубите меня за мои собственные желания — вот что вы сделаете. Отпустите. И обещайте, что будете держаться от меня как можно дальше.

Чувствуя боль вины за то, что он сделал, Люк раскрыл объятия, она отступила назад.

— Вот. Вы свободны. Но я не оставлю вас, пока вы будете во мне нуждаться. Пока вы желаете меня.

«Пока это безумие не отпускает меня».

— Вы… — Ей потребовались видимые усилия, чтобы удержать равновесие, но она справилась с этим. — Вы слишком самолюбивы, господин граф. Я не нуждаюсь в вас и не желаю вас. Я нуждаюсь только в вашем уходе. Прощайте.

Люк открыл для нее ворота, и она прошла мимо него, шелестя юбками, не удостоив даже взглядом. Он подождал, пока она не вошла в ворота, и произнес:

— Попробуйте убедить меня в этом.

Ворота закрылись перед ним, он услышал беспощадный звук закрываемого засова. Он должен оставить ее Брэдону и забыть о ней. Люк провел языком по губам, ощутил ее вкус — страстный, женственный и невинный — и понял, что скорее сможет научиться летать, чем забудет Эйврил.

— Что ж, все прошло удовлетворительно. — Эндрю Брэдон надел шляпу и хмуро посмотрел на улицу, запруженную до самого Корнхилла. Однако экипажа не обнаружил. — Где носит этого остолопа?

— Кажется, здесь не осталось места, где он мог бы ждать нас.

Эйврил смотрела, как посреди улицы гонят вниз стадо овец. Похоже на Калькутту, только холоднее и тамошних коз заменили овцы. Глядеть на овец было легче, чем думать о том, что произошло этим утром. Двое мужчин — лед и пламень. Но обжигали оба.

— Он должен быть поблизости. — Все еще браня кучера, Брэдон неловко выставил локоть. — Возьмите меня под руку.

— Благодарю.

Она взбежала вверх по лестнице, возвращаясь из сада, вымыла лицо и руки щеткой, пригладила волосы, опасаясь, что аромат Люка останется на ней.

— Я не понимаю, почему адвокат хочет, чтобы все ваши счета были посланы ему. Он вполне мог бы доверить мне распоряжаться этой суммой от вашего имени.