— Да, мэм. — Эйврил сделала еще один глоток. Она знала, что все это будет нелегко, но почему ее жених не проронил ни слова? Граф смотрел на нее из-под полуопущенных век расчетливым и хищным взглядом. — Я действительно не могу сказать сейчас больше, это конфиденциальная информация. Я все объясню завтра лорду Брэдону.

Он заговорил так внезапно, что она едва не подпрыгнула:

— Уверен, что объясните. — Возможно, таким тоном он говорил в магазине, выбирая новую шляпу. — Ах, вот и Роджерс. Наконец-то ужин.

— Вы хорошо спали, моя дорогая?

— Благодарю, да, милорд.

Эндрю Брэдон просил не называть его по имени, поэтому она не решилась произнести его. Кабинет, в котором она стояла, выглядел очень по-мужски, очень по-английски. Было это убранство в его собственном вкусе или же во вкусе его отца? Граф извинился и покинул собравшихся после обеда, она не видела его с тех пор. Подозревала, что он вовсе покинул дом.

Брэдон предложил удобное кресло, кругом не было посторонних. Выражение его лица было располагающим. Все намного хуже, чем она представляла себе тем утром, когда проснулась в постели, показавшейся ей слишком большой, слишком мягкой и одинокой.

— Я думаю, есть нечто такое, что вы должны мне рассказать о кораблекрушении.

Он откинулся на спинку кресла и ободряюще кивнул. Почему же у нее такое чувство, будто она оправдывается за то, что разбила лучшую вазу китайского фарфора?

— О том, что случилось потом, о моем спасении, да? — Это был правильный поступок, и Эйврил набрала воздуха. — Меня выбросило морем на берег острова, который обычно необитаем. Меня нашли моряки, выполнявшие секретное задание — перехват сообщений, которые отправлял врагу предатель на этих островах. Их капитан устроил для меня жилье в старой лечебнице.

— Почему он сразу не отвез вас на главный остров?

— Потому что я была в полубессознательном состоянии. Кроме того, он опасался, что я смогу выдать их местонахождение. В тот момент он не мог никому доверять.

Сидящий напротив нее человек не произнес ни слова. Ни сочувствия, ни гнева — ничего, кроме поджатых губ. Эйврил догадалась — он ждет, чтобы она принялась болтать без умолку по причине нервозности ситуации, и думает, что преуспел в этом.

— Я была без сознания в течение двух дней.

— И трех ночей. — Ну разумеется, он все подсчитал. — Кто кормил вас?

— Офицер.

— Он изнасиловал вас? — все тем же спокойным, приятным тоном поинтересовался Брэдон.

— Нет!

— В самом деле? Вы уверены? Вы говорите, что были без сознания.

— Я была в состоянии определить, так ли это. Кроме того, он — человек другого сорта.

Она пыталась убрать из голоса эмоции, заставить звучать его бесстрастно, но не была уверена, что ей это удалось.

— Позволял ли он себе какие-либо вольности?

— Он поцеловал меня. Я спала в его постели.

Вот так, теперь она сказала это.

— В его постели? — Округлые черты лица Брэдона заострились так, будто он попал в фокус линзы. — В его постели?

— В противном случае мне пришлось бы спать с моряками под открытым небом в палатках.

— И вы поцеловали его. Понравилось вам это?

Он хладнокровно бил в цель.

— Мне не с чем сравнить. Я девственница, милорд.

«И я покраснела, как пион, и вот-вот пойду ко дну». Все было хуже, чем она ожидала, хотя он оставался спокойным и бесстрастным. Возможно, всему причиной его спокойствие? Почему он не проявляет никаких чувств, даже дурных?

— Так говорите вы.

Эйврил обнаружила, что стоит.

— Я даю вам слово! С какой стати я стала бы рассказывать вам все это, если бы не хотела быть честной с моим женихом?

— С той стати, что вы можете носить в себе ребенка, разумеется.

Он сцепил пальцы и посмотрел на нее поверх них.

Носить ребенка? На мгновение она потерялась в происходящем. Что он говорит? Она не может быть беременна, потому что Люк не… Ее обуял гнев. Ей не верили!

— В таком случае это должно быть непорочным зачатием, милорд.

— Не кощунствуйте!

Наконец-то, хотя бы какие-то чувства.

— Я не лгу. Я не беременна, потому что это невозможно.

— Разумеется, я надеюсь, что вы говорите мне правду. Я не потерплю лжи от своей жены.

Он собирался отвергнуть ее. Эйврил почувствовала что-то очень схожее с облегчением. Она покачала головой. Облегчение? Катастрофа!

— Я понимаю, что с учетом возможного скандала вы хотите пересмотреть брачный контракт. Но это была секретная миссия, и вы можете рассчитывать на то, что мое присутствие в ней останется не известным никому. Кроме того, губернатор гарантировал мне свое молчание.

— Как вы спешите, моя дорогая. — Брэдон положил руки на стол ладонями вниз и принялся изучать ее. — Я не стремлюсь жениться на вас ради вашей девственности, поскольку все соглашения уже подписаны. Мы просто подождем месяц и увидим, что будет.

— Подождем? И если я не окажусь беременной, то выйду за вас?

— Это выглядит разумно, вам не кажется?

Он казался невероятно хладнокровным. Эйврил с усилием подобрала в своих мыслях этот тактичный эпитет.

— Вы не доверяете моим словам, иначе не стали бы прибегать к такой хитрости. Значит ли это, что я могла солгать о своей девственности и прийти сюда, будучи беременной? Могут ли такие подозрения составить основу любого брака?

— Моя дорогая, по крайней мере, вы совершенно невинны в другом отношении. Я женюсь на вас ради вашего весьма существенного приданого. Мой отец несколько не сдержан в тратах, боюсь. Вы же выходите за меня замуж ради титула и положения в обществе. Вы, насколько я вижу, красивая молодая женщина приличного происхождения и изысканных манер, как мне кажется. Что же изменилось? Ваше приданое затонуло вместе с кораблем?

— Конечно же нет.

Это прозвучало с ответным вежливым цинизмом. Он не отвергнет ее, поскольку вскоре обнаружит, что она не беременна. Не важно, думает ли он о ней иначе сейчас. И ей не следует отвергать его, поскольку он не давал повода. Он не ударил ее и не отверг сразу же. Он даже не повысил на нее голос. Эйврил чувствовала даже больший холод, чем тогда, когда Люк нес ее на руках, выброшенную волнами на берег. Этому человеку просто не было до нее никакого дела.

— Разве не покажется странным, что брак откладывается?

Она пыталась поддерживать его тон.

— Почему же, вовсе нет. Никто о нем, в конце концов, не знает. Вы — наша гостья, и мы введем вас в общество. Через месяц я возьму — или же не возьму — вас замуж. Никто не ожидает этого события, а значит, не будет ни сплетен, ни слухов.