борова, для меня триггер. И я не уверена, что Марина туда меня впустит.

Она звонила прямо перед тем, как я подловила препода, зачёт которого нагло проспала. А вернее, протрахалась. Ему это знать необязательно. Зато знаю я и каждый раз, когда закрываю глаза, ловлю утренние флешбэки. Гейден на мне, во мне, вокруг меня.

Мы совсем не целовались, лишь удовлетворяли потребность друг в друге в животных инстинктах. Теперь мои губы печёт и покалывает. Я мечтаю о поцелуях, только понятия не имею, получу ли их.

Мирон привёз меня к универу, подъехав к самому крыльцу, наплевав на правила. Мы сухо попрощались и разошлись каждый по своим делам. Вернее, я побежала спасать свой зачёт, пока не успели сдать ведомости за сегодняшний день в деканат, а Гейден… он просто уехал. Конечно, не став докладывать, куда он и когда вернется. Увидимся мы сегодня, или он получил, что хотел, и больше на меня даже не взглянет?

— Исаева, вы решили потратить моё время впустую? Если готовы отвечать, тяните билет и пишите ответ. У вас есть десять минут, — напоминает о себе преподаватель строгим скрипучим голосом.

Встрепенувшись, выгоняю Мирона из головы вместе с его идеальным членом, порочными губами и грязным языком. Падаю на ближайший стул.

— Можно мне ручку? Я забыла сумку… дома, — запинаюсь на последнем слове.

— А голову вы не забыли, Исаева?

У меня уши красным наливаются и горят так, будто их хорошо оттянули, поздравляя меня с днём рождения. В детском доме эта давняя мучительная традиция празднования жива и по сей день. Выполняется всегда с особым удовольствием. Именинник потом несколько дней не может спать на боку.

— Нет. Всегда при мне, — прикусываю язык.

Получаю в ответ острый как бритва взгляд полный скепсиса. На стол передо мной ложится белый лист, ручка и… меня лишают выбора — билет.

— Вот сейчас и проверим. У вас есть десять минут. Если знаете — напишете. Нет, так до следующей недели, Исаева. Начинайте.

Валентин Владимирович, которого студенты на всех курсах называют коротко «ВВ» и боятся как огня, преподает интернет-программирование. В прошлом году я сдала этот зачёт одной из первых, а теперь близка к провалу. На пересдачу у ВВ ходят по три раза, никакие шпоры и телефоны не помогут. Он гоняет не только по выпавшему билету, но и может с легкостью спросить что-то из программы прошлого курса. И да, у него зачёт проходит похлеще любого экзамена. О ВВ ходят страшилки и легенды. Им запугивают первокурсников, большая часть отчисленных студентов ставит ему в церкви свечки за упокой.

Без подписи ВВ в зачётке у меня не будет допуска к экзаменам. Не будет допуска — я не смогу сдать сессию вовремя. Не смогу сдать вовремя — у меня не получится уехать… А я ведь так хочу этого. Москва. МГУ. Хочу же?

Перед глазами отчётливо стоит лицо Мирона. Его тёмные глаза, тонкие улыбающиеся губы и острые как лезвие скулы. Он склоняет голову набок и шепчет: «Уверена?»

Сморгнув, прогоняю видение и тянусь к билету.

Я ни в чем не уверена. В какой-то момент моя жизнь вошла в чёртово пике, и я никак не могу её вывести на взлёт.

Спустя пятнадцать унизительных минут я выхожу из кабинета ВВ и приваливаюсь спиной к стене. Ноги подрагивают, не держат. Голова тяжёлая, в горле пересохло. Я отбивала вопрос за вопросом, как мячи в теннисной набивке с более умелым противником. Вспотела.

Оттягиваю ворот толстовки и опускаю взгляд на зажатую в руках зачетку. Я это сделала.

Провожу в универе ещё тридцать минут: забегаю в библиотеку и встречаюсь со старостой, которая даёт скопировать у неё лекции и ответы на первый экзамен, переданные ей старшим курсом.

Идти мне некуда, и я маюсь неизвестностью. Ехать к Черновым? Я теперь живу там? Неудобно как-то.

Мну в руках мобильник, не решаясь набрать Гейдена. Имею ли я право ему позвонить? Что-то спросить и узнать, не сможет ли он меня забрать?

Не знаю…

Телефон начинает вибрировать, но на экране высвечиваются не цифры, принадлежащие Мирону. Звонит соседка.

Стиснув зубы, отхожу в нишу под лестницей и отвечаю на звонок.

— Алло?

Ответом мне становится громкий всхлип.

— Исаева, что ты наделала? Во всём ты виновата! — воет Маринка.

Сердце замирает. Мирон ведь не убил Руслана?

19.1

— Ну допустим, — кривлю губы в невесёлой усмешке.

Даже интересно послушать её версию. Что там успел наплести жирный боров?

— У нас в квартире потоп! Я вчера к Ленке в Москву гоняла, она давно приглашала! Приезжаю сегодня, дверь вскрыта. Соседи орут! Хозяйка здесь! Протекло на этаж вниз, а там бабка — старая карга — только этого и ждала, чтобы сраный ремонт сделать. Нас выселяют! Все шмотки, мебель, обувь. Всё испорчено! Требуют деньги, залог не вернут. Судиться будут! Всё из-за тебя! Вечно, когда ты появляешься, всё идет по пизде!

— Это тебя выселяют, — говорю, стискивая зубы.

— В смысле, Исаева?

— Договор аренды ты ещё три месяца назад переподписала, когда я съехала. Так и быть, мой залог можешь оставить в счёт ремонта. На этом всё.

На том конце провода повисает молчание, а затем случается взрыв.

— Да ты офигела? — визжит Маринка. — Шмотки твои все сожгу к чертям!

Морщусь, отодвигая подальше телефон.

— Это ты меня так запугать пытаешься?

— Я Русику пожалуюсь, он из тебя эту дурь быстро выбьет, как и деньги! Скажешь потом спасибо, что просто по роже дал! Благодарна будешь, что так легко отделалась! Я всё это время его сдерживала, давно надо было дать добро проучить тебя. Зазнавшаяся тощая тварь. Думаешь, если на рожу красивая, всё можно? А ни хуя, Линочка! За всё надо платить! Соскочить она решила! Хитрая тварь! Мажоров своих подоишь и найдёшь деньжат на ремонт!

Я своё отплатила уже сполна.

Когда-то я очень жалела Маринку, а теперь передёргивает от отвращения. Пригрела рядом змею. Всё надеялась, поумнеет. Пыталась ей помочь, нашла курсы маникюра, помогла деньгами на покупку первого оборудования и десятков гель-лаков. Была первой клиенткой и разрешила испортить себе ногти. Год потом их восстанавливала после неудачных экспериментов.

Больше в мои планы не входит пытаться толкать её в гору, когда она в ответ лишь сопротивляется, совсем не помогая. Не хочет идти вверх. К лучшему. Постоянно катится вниз. Ей там нормально. Терпит всё время Руслана. Списывает на любовь его рукоприкладство. Ничего