Онемение. Нарушение двигательных функций. Снижение рефлексов. Слабость. Атрофия мышц.

Папа с трудом может ходить, не слушаются ноги. Он не может управлять большим пальцем руки. Не может взять в руку стакан или бутылку.

Другая напасть – тяжелая пневмония, главным признаком которой и был папин затяжной кашель с кровью.

Интоксикация, длительное переохлаждение, инфекция…

Все это привело к тому, что папа теперь привязан к койке.

Такие тяжелые болезни не лечат в Чертоге, и папу увозят в больницу в Город за двести километров от нас.

Прогноз хороший, папу могут вылечить полностью. Но лечение потребует очень много времени. Может уйти два или даже три года.

Но теперь у нашей семьи большие проблемы. Где взять деньги? На дорогу, лекарства, которые улучшают циркуляцию крови, на противовирусные препараты, стимуляторы, антибиотики, на лечебный массаж и физиотерапию…

Все это мы обсуждаем одним тоскливым промозглым вечером. Втроем. Мама задумчиво перебирает счета, трясущейся рукой записывает суммы сбережений и трат.

Плечи ее трясутся: мама плачет. Наверное, суммы не сходятся так, как надо…

Глеб выглядит полностью растерянным, ему сейчас как будто не шестнадцать лет, а шесть. Я никогда не видел его таким подавленным и жалким.

А я? А что – я? Я просто грызу плинтус.

Я знаю, что все сейчас зависит от Глеба. И мне его очень жаль.

Он так хочет уехать из Чертоги. Постоянно повторяет длинные и красивые фразы: стремление к совершенствованию, познание возможностей… Для Глеба действительно не существует пределов. Он из тех людей, которые даже не видят кончиков своих крыльев. Из тех, кто могут взлететь очень высоко. Выкарабкаться из болота. И лететь… Улететь отсюда, как говорит Глеб, в поисках новых горизонтов… Он может стать художником, архитектором, юристом, бухгалтером, врачом… Он действительно может стать кем угодно, кем только захочет. Нужна лишь небольшая опора. Поддержка родителей… А ее-то он и лишился.

И сейчас все рушится. Крылья подрезаны, птица окольцована.

Он больше не свободен.

И я, и он теперь ясно видим всю нашу жизнь наперед, весь путь от сегодняшних дней и до самого конца: этот путь лежит вдоль узкоколейной железной дороги. Его отмечают темнота и грохот ржавых вагонеток.

Я оставляю плинтус и, принимаясь за дверной косяк, вижу, как меняется лицо Глеба. В данную минуту, когда я нагрыз на пол уже небольшую кучку древесной стружки, брат принимает тяжелое решение. Решение, которое поменяет всю его жизнь.

Он подходит к маме и кладет руку ей на плечо:

– Я помогу нам, мам. Я… Я брошу школу и пойду работать на шахту. Мне уже шестнадцать, меня возьмут. Я сильный – по физкультуре всегда был самым первым в классе, я смогу… Я справлюсь и смогу нам помочь, правда.

Мама наплакала уже целое море. Она так хочет, чтобы ее старший сын смог чего-то достичь… Но сейчас она понимает: это – единственный способ спасти семью. Родители всегда любили Глеба больше, чем меня. Я их не виню. Это естественно – любить того, кто отвечает любовью на любовь. Кто отзывчив. Думает о будущем. О семье.

А я… А я… А я не человек. Я – черная дыра, которая засасывает в себя все, не давая ничего взамен.

С косяка я перехожу на дверь. Ненадолго наступает тишина.

Хрум-хрум-хрум…

Дверь в некоторых местах становится уже на пару сантиметров.

Мама и брат смотрят на меня. Хмурятся. Укоряют взглядом. Их глаза говорят мне: «В семье несчастье, а ты и это не воспринимаешь всерьез».

– Скоро Никита тоже сможет пойти работать. Немного подрастет и окрепнет… Сейчас мы сможем взять кредит на папино лечение, а потом все вместе его выплатим.

Этими словами Глеб пытается подбодрить маму.

Та лишь виновато опускает руки.

Я чувствую ее отчаяние – не такого будущего желает мать для своих детей, но другого выхода нет.

Семья расходится. Мама идет в ванную, Глеб – на кухню. А я еще некоторое время в раздумьях подгрызаю дверь. Они думают, я ничего не понимаю. Маленький злобный бес, семейное проклятье, вот кто я для них. Как же они ошибаются…

А потом вдруг чувствую в голове набухающий ком. Мне становится жарко, я отрываюсь от своего занятия и распахиваю окно.

Дом напротив стоит так тесно к нашему, что, положив небольшую доску между окнами, можно лазать друг к другу в гости.

Пока в гости друг к другу мы по доске не ходим, но между окон протянули веревку, чтобы сушить белье. Та к делают и другие соседи.

Возле нашего окна проходит безобразная вентиляционная труба, по которой я частенько спускаюсь вниз, если родителям вдруг приспичивает наказать меня и запереть в комнате.

Вечерний воздух немного отрезвляет. Но перед глазами по-прежнему все мутно: я чувствую приближение тринадцатого беса.

Перекидываю ногу через подоконник, нащупываю выступ, руками обхватываю трубу и за одну секунду съезжаю вниз. Цепляю ногой чьи-то сушащиеся штаны и приземляюсь на бак.

Я пробираюсь по узкому проходу между домами, надеваю капюшон толстовки на голову, потому как из окон вниз могут вываливать отбросы. Воняет тухлой рыбой. Под ногами то там, то тут виднеются кости каких-то животных. Может, птиц. А может, собак. В этом проходе под нашими окнами нередко тусуются бомжи.

Горячий ком в области затылка разрастается. Поравнявшись с баком с зеленоватой дождевой водой, я окунаю в нее голову. У воды неприятный запах, но мне нужно охладиться.

Бегу во весь дух. Мчусь в другой мир. Прочь от всего здешнего ужаса. Прочь от болезней и нищеты. Я бегу в сказку, в которой никто не болеет, где все семьи живы, здоровы и счастливы.

Я чувствую, как грязная вода стекает с мокрых волос по шее за воротник.

Бегу по холмам к границе.

Смотрю вверх, где солнце, заходящее за горизонт, окрашивает небо в золотистый цвет.

Когда-то нашим соседом на этаже был моряк, который долгие годы провел в море. Он любил повторять одну историю.

Когда смотрим на небо, что мы видим? Облака? Нет. Мы видим парящих в небе китов. Эти киты принадлежат людям, достигшим своей мечты.

У каждого человека есть свой кит в океане. Мы пытаемся осуществить свою мечту – поэтому киты выпрыгивают из воды. Они пытаются взлететь… Чтобы парить в облаках.

У меня пока нет мечты. Поэтому мой кит еще не думает даже показаться на поверхности. Он плавает где-то в глубине океана.

Кит Глеба прыгал очень высоко… Еще чуть-чуть, и он бы воспарил в небо.

Но теперь… Его кит плавает где-то рядом с моим. В глубине.

Все расплывается перед глазами. Пятна. Все вокруг в пятнах. И кружится… Снова эта бешеная карусель.