Она поплакала еще немного, отвернувшись к стене, вспоминая несколько дней, проведенных в Греции, так, словно уже была дома. Ей было жаль, что эта прекрасная страна только мелькнула перед глазами, так же, как мелькнул золотистый Акрополь в конце длинного серого проспекта, оставив впечатление чего-то улыбающегося, прекрасного и, как почти все мечты, недостижимого. И все же плакала девушка не об этом...

Здесь, в Греции, оторвавшись от родины и семьи, она впервые в жизни ощутила себя самостоятельной личностью, не зависящей ни от чьего диктата, и терять это удивительное новое «я» было просто невыносимо. Таня боялась, что это ощущение исчезнет, как только она увидит мужа, встречающего ее в аэропорту, как только он усадит ее на заднее сиденье машины, где уже (она просто видела это!) приготовлены для нее плед и термос с настоем шиповника. Затем включится ее мобильный телефон, радостно обнаружив родную сеть, и немедленно позвонит испуганная мама, потому что, как ей не ври, она все равно почувствует, что с дочерью не все ладно. Когда они с Иваном приедут домой, мама уже будет там, вооруженная лекарствами, слезами и упреками. Таню немедленно уложат в постель, обклеив горчичниками и обмазав йодом, будут совать ей градусник каждые полчаса, накачивать теплым питьем до тошноты и шепотом совещаться в коридоре, не вызвать ли «скорую», если к ночи жар не спадет. А когда она не выдержит такой бурной заботы и попросит оставить ее в покое, услышит в ответ обиженное...

– «Спасибо» от тебя никто и не ждал, но могла бы не хамить!

Произнеся эту фразу срывающимся голосом, мать вышла в прихожую и стала натягивать пальто. Иван сделал попытку ее остановить, в ответ на что получил заявление, что это наверняка он настроил жену против матери!

– Раньше Таня себе такого не позволяла! Я давно замечаю, ты ее перевоспитываешь! Смотри, много на себя берешь! Вот ваши ключи, больше я к вам ни ногой! Хватит! Сами умные!

Дверь захлопнулась, зазвенели упавшие на плитки пола ключи. Иван со вздохом подобрал их и вернулся в комнату, где Таня, закутавшись по уши в плед, сидела в кресле и смотрела на выключенный экран телевизора. Ее взгляд был устремлен в одну точку, словно она видела что-то очень захватывающее и боялась пропустить хотя бы кадр. Пульт дистанционного управления или, вернее, куски, на которые он разлетелся, валялись рядом с креслом на полу. Иван их подобрал, попробовал соединить в одно целое и, нахмурившись, отложил в сторону.

– Завтра подберу новый. Тань, какая муха тебя укусила? Зачем ты так с матерью?

– Я всего-навсего сказала, чтобы она не мешалась не в свое дело. – Таня сбросила плед и встала, одергивая пижаму. – Сказать такое вежливо невозможно. Она бы все равно обиделась.

– Могла бы ее выслушать, а потом сделать по-своему, – возразил Иван, с удивлением разглядывая жену, словно видел ее впервые. – Как раньше.

– Дело в том, что я не хочу как раньше. – Девушка схватилась за голову. Та раскалывалась от боли, в ушах шумело, будто Таня все еще летела в самолете. – Я требую, чтобы ко мне относились как ко взрослому человеку!

– Как же к тебе относиться, если ты паспорт с билетом утопила? – ехидно напомнил муж. – Еле вытащили тебя из этой благословенной Греции, и в первый же день ты с температурой тридцать восемь и пять желаешь ехать в Измайлово, искать какой-то паспортный стол!

– Пойми, он скроется, надо торопиться! – Таня открыла дверцы шкафа и вытащила свитер. – Я успею, еще нет пяти... Отвезешь? На такси у меня денег нет...

– Единственное место, куда я тебя повезу в таком виде, это больница! – Иван подошел, вырвал у нее из рук свитер и швырнул его обратно в шкаф. Обнял жену, и та положила голову ему на плечо – не столько из желания приласкаться, сколько от слабости. – Танька, ты на себя не похожа! Еле на ногах стоишь, бормочешь что-то, куда-то рвешься... Матери нахамила так, что та пульт в тебя швырнула, а ты даже бровью не повела! Будто так и надо! Если б знал, ни гроша б не дал на эту поездку!

– Ваня, неужели ты не понял? – Она с надеждой заглянула ему в глаза. – Пашу убили, и убил его человек, у которого мы с ним целый год прожили на квартире! Пойми, раньше просто не знали, кого искать, вот он и жил спокойно четыре года, пока Пашка гнил в чужой могиле! А теперь стоит только съездить туда! Чем дольше я буду медлить, тем опаснее... Он сбежит, документы сменит... До меня доберется, – закончила она вконец упавшим голосом, встретив взгляд мужа и прочитав в нем немой ответ.

– Танька, ты бредишь, – сказал он, наконец не выдержав ее умоляющего взгляда и отведя глаза. – Я только и слышу от тебя про этого типа, ни о чем другом говорить не можешь! Почему он раньше до тебя не добрался, если ты так ему мешаешь?

– Не знаю. – Девушка бессильно отвернулась и присела на край разобранной постели. Ее так и тянуло прилечь, она держалась из последних сил, чувствуя, что если опустит голову на подушку, то уже не сможет подняться. – Может, он вообще обо мне ничего не знал. Паша, я прошу тебя...

Таня осеклась и после тягостной паузы махнула рукой:

– Ну вот, теперь ты точно скажешь, что я брежу. Оговорочка... А знаешь, он бы мне не отказал. Мы бы уже были в пути.

– Хорошо. Я сам туда съезжу, – неожиданно ответил Иван. Его голос звучал неестественно сухо, как всегда, когда он пытался скрыть свои чувства. – Найду тебе хозяина той квартиры. Сообщим о нем в Грецию, если ты думаешь, что они ищут именно его. На этом ты успокоишься?

– Ваня, я буду тебе безумно благодарна, – смущенно ответила она. – Прости... Я действительно не в себе последнее время... Пытаюсь успокоиться, ни на что не обращать внимания, говорю себе, что никакой опасности нет... А она все время рядом, и если я не буду ее замечать, мне конец! Крышка! А я так устала, у меня нет сил бороться... Ты правда съездишь? Сделаешь?

– Я запру дверь на оба замка, а ты никому не открывай. – Иван заглянул в бумажник и сунул его в задний карман брюк. – Раз такие дела... Учти, сейчас пробки, застряну надолго... Хотя тебя не касается, твое дело лежать и спать!

Подойдя к жене, он поцеловал ее в пылающий лоб и ласково уложил в постель. Она безропотно подчинилась, блаженно ощутив прикосновение холодной подушки и свежих льняных простыней. «Хорошо все-таки дома, – подумала она, провожая взглядом мужа и слушая звон ключей в дверных замках. – Хотя родные мне шагу сделать не дают, зато как любят! Вот, например, сейчас Ваня потащится через пол-Москвы, хотя больше всего хотел бы остаться дома перед телевизором. И в самом деле, незачем отстаивать свои права перед мамой и пугать ее! Легче было для виду согласиться, что нечего мне и дальше путаться в Пашины дела, я и так сделала для него достаточно... Она ушла бы со спокойным сердцем, а так будет злиться и мучиться недели две! И ни за что не позвонит!»

Девушка уже засыпала, когда на журнальном столике зазвонил телефон. Таня потянулась к нему и, не вставая, сняла трубку. Она была уверена, что мать не так скоро сменит гнев на милость, и не ошиблась. В ответ на ее «алло» раздался взбудораженный голос Наташи: