«Пожалуй, я и сейчас себе этого не представляю. – Таня вспомнила вчерашнюю сцену после ужина и поморщилась от стыда. – Иначе не позволила бы ему отдавать такие приказы! „Не желаю слышать! Не клянись! Ложись спать!“ У него на все одно оправдание – он любит меня и желает только хорошего! Родители говорили то же...»

Прислушавшись, она поняла, что мужа в квартире нет, соседка сверху включила пылесос и занялась уборкой, а Юрий Долгорукий с воровской осторожностью вылизывает грязные тарелки в раковине. Неуклюжий толстый кот не умел двигаться бесшумно и потому, как ни старался, все равно чем-то гремел. «Значит, одиннадцать часов!» Таня открыла глаза и села. Взгляд, брошенный на часы, убедил ее в своей правоте. Девушка грустно усмехнулась.

«Наверное, в тюрьме старые зэки тоже узнают время по знакомым звукам. Скрипнула дверь, звякнули ключи... Вот и я как в тюрьме. С такой температурой не побегаешь, придется лежать. Читать? Голова мутная. Смотреть телик?»

Она поискала было взглядом пульт но, вспомнив вчерашнюю сцену, фыркнула: «Ну да, его же разбила мама! И что теперь делать? Бегать туда-сюда, переключать каналы вручную и смотреть рекламу со звуком?» Этот вариант времяпрепровождения Таня исключила сразу. Она включила музыкальный центр, порывшись на полках, нашла диск «Пинк Флойд» «Wish you were here». Поставив его на большую громкость, чтобы перекрыть завывания пылесоса наверху, Таня умылась, оставив дверь ванной открытой, чтобы слышать музыку, сварила себе кофе... И только вернувшись в комнату, осознала, что за диск она поставила. Таня присела в кресло, сжав в ладонях кружку с горячим кофе, и прикрыла глаза.

«Пинк Флойд» нельзя слушать на пиратском диске, не услышишь и половины звуков, – втолковывал ей Паша, объясняя, почему выложил за японский диск восемнадцать долларов, когда мог купить искомый альбом на Горбушке в десять раз дешевле. – Танька, ты – темная деревня, если этого не знаешь! Ну и пусть это были последние деньги, зато послушай, как звучит!» И они слушали, слушали снова и снова этот альбом, лежа на диване в сумраке, слабо разбавленном только светом ночника, на который Таня обычно накидывала что-нибудь из одежды – она стеснялась заниматься любовью при ярком освещении. Этот альбом она знала наизусть, они слушали его сотни раз за тот год, что прожили вместе, и когда Паша пропал, а ей пришлось вернуться к родителям, она взяла диск с собой, ничего не сказав Наташке... Та все равно не оценила бы его – ей нравилась отечественная попса. Сперва девушка часто слушала «Wish you were here», особенно когда ей становилось тяжело при мыслях о Паше. Потом появился Иван, она переехала к нему и снова захватила с собой диск, как что-то уже неотъемлемо принадлежащее ей. Диск мертвым грузом лежал в фонотеке, его никогда не ставили – впрочем, музыку в этом доме включали, только когда приходили гости или когда Таня оставалась одна. И то и другое случалось крайне редко. Но даже наедине с собой Таня не слушала его. Взгляд скользил мимо, рука брала другой футляр. Эта музыка была из прошлой жизни, слушать ее здесь казалось почти кощунственным. Это было все равно, как если бы она повесила на стену фотографию Паши или назвала мужа этим именем во время секса. И вот она снова слушала ее.

«Я не знала, что буду так тосковать по прошлому. – Ее глаза были сухи, но сердце больно сжималось. – Может, это происходит потому, что я впервые поняла, как мне плохо тут, в настоящем? Что я говорю? Плохо? Я никогда не жаловалась, хотя и счастлива не была... Неужели все так плохо?» Она придирчиво допрашивала себя, вглядываясь в последние годы своей жизни, вспоминала, сопоставляла, впервые оценивая свои отношения с мужем со стороны... И все больше убеждалась, что не была с ним счастлива ни одного дня. Это открытие так поразило ее, что она выключила музыку и некоторое время сидела в тишине, пытаясь успокоиться.

«И что мне теперь делать? – В квартире было так тихо, что она снова слышала, как в ванной комнате в раковину капает вода. Соседка наверху закончила уборку, кот уснул на теплой батарее. Даже в шахте лифта, что была прямо за стеной, не слышалось никакого движения. В этот час жизнь в доме словно замирала. – Собственно, почему я вообще должна что-то делать? Бежать отсюда? Некуда. Не к кому! Остаться, ждать каких-то перемен или не ждать ничего? Пожалуй, так оно и будет. Зачем лгать самой себе? Ничего я не сделаю, никаких решительных шагов. Я не умею! Я слишком многого боюсь! А изменять мужа – это занятие не для меня. Не верю, что можно кого-то изменить! Не верю даже в то, что могу сама измениться!»

Она в два глотка выпила остывший кофе и набросила на плечи халат. Ее знобило, но ложиться не хотелось. Таня чувствовала такое возбуждение, словно вот-вот должно было случиться нечто очень важное для нее. «Надо что-то решать! – твердила она себе, шагая по комнате и оглядывая обстановку с таким изумлением, словно видела ее впервые и не сама покупала большую часть этих вещей. – Не могу же я проваляться весь день, а вечером встретить Ваню с таким видом, словно все в порядке! Да, но что же делать? Он ничего не захочет обсуждать. Я и так его достала! И потом, по его мнению, у нас все в порядке. Если бы я только уделяла больше внимания работе и меньше – своему прошлому... Так что мне – наброситься на него с заявлением, что я несчастна с ним и желаю развода? Он мне руки скрутит и вызовет „дурку“. Молчать? Жить, как жила? Боже, мне всего двадцать пять лет, а такое ощущение, что жизнь кончена! Он поймал меня и оглушил кулаком по затылку, чтобы сидела смирно и делала, что прикажут!» Она впервые подумала о муже с такой жгучей ненавистью и сама испугалась этого чувства.

Хуже всего то, что уходить от Ивана было некуда. К родителям она даже показаться не могла – там ее ждал бы такой бурный скандал, что перед ним спасовал бы и более мужественный человек. Родители были на стороне зятя – эту позицию они заняли когда-то раз и навсегда, уразумев, что Иван положительно влияет на их «малоответственную» дочь. Ей не удалось бы провести в родном доме и пары суток – ее попросту отвели бы обратно за ручку и сдали супругу для наказания. Обратиться за помощью к старшему брату? Эта мысль показалась ей дикой. Она бы даже не сумела начать разговор по душам – так они были далеки с Артемом. За все годы, прожитые под одной крышей, Таня ни разу не обратилась к нему ни за помощью, ни за советом, и налаживать общение теперь было слишком поздно. К тому же она даже не знала ни его адреса, ни телефона – настолько мало и чисто формально они общались, сталкиваясь пару раз в году во время общесемейных застолий. Подруги? Когда-то она могла назвать двух-трех, которые с удовольствием бы ее приютили и выслушали, но теперь эти отношения давно забыты. Танино замужество провело резкую границу в ее жизни, и все, что осталось за чертой, постепенно отмерло и забылось. Новых друзей она не нажила...

Оглядывая круг своего общения, Таня с ужасом видела, что в нем не было ни единого человека, которому она могла бы довериться в трудную минуту. «Почему так случилось? Неужели все дело в том, что я вышла замуж за Ваню? Но ведь он нормальный человек, не какой-нибудь бирюк, он тоже ходит в гости, любит отдыхать и веселиться... Только у него для всего свое время, и друзья у него все такие же, а я так не могу. И что – из-за этого бросать мужа? Ведь он меня любит...»