– Как ты оказалась за бортом? – после короткой паузы спросил Иван. – Ты же воды боишься хуже кошки!

– Хуже, – вяло подтвердила она. – Некоторые кошки любят плавать... Ваня, на тот случай, если я не вернусь...

– Что?! Как это не вернешься? – воскликнул он, но девушка резко его перебила, собрав оставшиеся силы:

– Слушай и сделай, как я говорю! Это касается Пашиной смерти! Он уехал в Грецию к своему другу Мише, тот устроился в Афинах, женился на гречанке. Об этом Мише никто ничего не знал, потому и не удалось начать поиски. Я даже имя его вспомнила только здесь, случайно. А теперь, – она судорожно откашлялась, – до меня дошло, что у этого самого Миши на квартире мы с Пашкой прожили целый год! Это была квартира друга, который куда-то уехал, так он мне сказал! Ясно же, чья квартира! Ты должен найти ее и узнать в паспортном столе данные...

– Ты жутко кашляешь! – перебил ее Иван. – Я не понял, ты что, собираешься там задержаться? Почему я должен...

– Потому что меня могут убить, вот этот самый Миша! – остановила его Таня. Она уже не думала, какое впечатление произведет на присутствующих в кабинете людей, действительность постепенно заволакивалась зыбким звенящим туманом. У нее ничего не болело, дышать внезапно стало легче, и вообще Таня вдруг почувствовала некую эйфорию. – Ты подозревал Ольгу? Так вот, ее уже убили!

И так как ошеломленный муж не нашелся с ответом, напористо продолжала:

– Найди его данные и сообщи сюда, в полицию или в консульство! Слушай внимательно, потому что адреса я не помню. Метро «Измайловская», то ли четвертая Парковая улица, то ли шестая, за маленьким рынком панельный дом, шестнадцать этажей... Или семнадцать, не помню. Мы жили на десятом. Ты слышишь меня?

– Слышала бы ты сама себя! Дай трубку кому-нибудь еще, – попросил Иван изменившимся от волнения голосом. – У тебя температура! Я по голосу слышу! Танька, позови кого-нибудь к телефону!

– На десятом этаже, – повторила она, сжимая трубку в руке, ставшей вдруг слабой и непослушной, словно ее набили ватой. – Подъезд первый от выхода с рынка. Номер квартиры не помню. Как войдешь в тамбур, перед тобой будет четыре двери, наша квартира была вторая слева. Однокомнатная... Да, там в тамбуре была всего одна однокомнатная квартира, и это наша! Узнай, на чье имя она оформлена, кто был там прописан, и дай знать сюда, лучше всего в отделение полиции в Каристосе... Я пришлю тебе факс... Ваня, ты все понял? Ты записал что-нибудь?

– Танечка, мы вместе туда пойдем, когда ты приедешь. – Теперь муж буквально умолял, но Таню это не трогало. Ее, напротив, бесил этот молящий голос. Иван совершенно ее не слушал!

– Если ты этого не сделаешь или что-то перепутаешь, – с трудом проговорила она, внезапно ощутив дикую усталость, – его никогда не найдут! Хотя теперь ему нет смысла меня убивать... Теперь и ты все знаешь...

Она отдала трубку без уговоров, стоило только секретарю протянуть к ней руку. Таня услышала, как тот продолжает разговор с ее мужем, механически ответила на обращенный к ней вопрос о самочувствии: «Все в порядке», – заметила рядом кожаный диван и с наслаждением на него уселась. Все тело разом обмякло, и теперь она диву давалась, как могла так долго оставаться на ногах, давать какие-то объяснения, на чем-то настаивать, куда-то звонить. Она даже страха больше не испытывала – для этого пришлось бы делать какие-то усилия. Девушка закрыла глаза и блаженно ощутила, как рвутся последние нити, связывающие ее с действительностью, и она проваливается в темный, вязкий сон, где не было ничего, даже боли.

За весь этот долгий день Таня приходила в себя всего три раза. Сперва, когда ее переводили в другую комнату, потом при врачебном осмотре, когда в ее руку вонзилась игла шприца, и наконец, когда ее настойчиво будили и усаживали, стараясь чем-то напоить, а она не хотела глотать отвратительное горячее пойло, мотала головой, совсем как в детстве, слабо сознавая, кто перед ней, и в результате пролила половину стакана на постель. Окончательно она пришла в себя, только когда наступила ночь и с помощью нескольких уколов врачу удалось немного сбить жар.

Таня обнаружила себя в комнате с высокими потолками и голубыми стенами, при первом же взгляде на которые подумала о больнице. Повернув голову к окну, девушка увидела, что за ним совсем темно. В комнате никого не было, и лишь бесшумно работающий в углу крохотный телевизор свидетельствовал о том, что сюда кто-то все-таки заходил. Она приподнялась на локте, сразу ощутив сильное головокружение.

«Они отвезли меня в больницу или я все еще в консульстве? Ничего не помню, весь день выпал». Она в самом деле не могла восстановить цепь событий, начиная с того момента, как начала рассказывать помощнику консула свою историю. Александр присутствовал при этом и очень ей помог своим свидетельством, а потом исчез, даже не попрощавшись толком. При этой мысли Таня села на постели, спустив босые ноги на холодный мраморный пол. «Я одна! Даже не знаю, где я! Мне нельзя быть одной, иначе эта ночь может стать последней... Вчера Оля, сегодня я... Меня не будут охранять, они мне не поверили!»

Она с горечью вспомнила, как попыталась рассказать все, что случилось с ней за прошедший день, и как сама умолкла, понимая, что без доказательств ее рассказ ничего не стоит. Она не могла предъявить ни пропавшего медальона, ни стертой надписи на зеркале, ни свидетельства своей погибшей спутницы. В чужих глазах ее история выглядела плодом воспаленного воображения, что было неудивительно для человека, только что пытавшегося свести счеты с жизнью. «Я уже сама не знаю, было все это или только приснилось?!» – в отчаянии подумала она.

Дверь ее палаты отворилась, и на пороге появилась маленькая полная женщина с приветливым круглым лицом. Увидев, что Таня сидит на постели, она засуетилась и подбежала к ней, смешно всплескивая коротенькими пухлыми ручками:

– Нельзя, нельзя, ляжте!

Так и произнесла «ляжте», и от этого у Тани почему-то потеплело на сердце. Она улыбнулась и послушно забралась под одеяло. Женщина поправила ей подушку и погрозила пальцем:

– Будете прыгать, попадете в больницу! И так хотели увозить, но доктор сказал, пока прямой опасности нет.

– У меня страховка утонула, – еле слышно пояснила Таня. У нее сильно сел голос, и горло было больно сдавлено. – Так что все равно нельзя в больницу, денег нет!

– Ах ты, бедная! – от души посочувствовала маленькая женщина, мигом перейдя на более фамильярное обращение. Присев на край постели, она склонилась над девушкой и заговорщицки поинтересовалась: – Неужели ты правда в воду бросилась? Тут говорят, у тебя парень погиб? Милая, все равно, нельзя же так! Ты бы о родителях вспомнила!

Таня закрыла глаза. Отвечать не было ни сил, ни охоты. Она понимала, что ее сиделка сама желает верить в свою версию и разубеждать ее бесполезно. Та с воодушевлением о чем-то говорила, а девушка, не слушая ее, думала о своем. «Александр сказал, что на этом пароме всего одна лестница на верхнюю палубу, как раз та, что была у меня за спиной. Он поднимался по ней, и успел услышать мой крик, когда я упала. Самого падения, правда, не видел. Он сразу бросился за мной и, думаю, по сторонам оглядываться не стал. Значит, тот, кто меня столкнул, был в этот миг рядом, на палубе, и если бы Александр хоть голову повернул, он бы его обязательно заметил. Когда мы оба оказались в воде, этот человек вернулся в салон и, не привлекая к себе внимания, смешался с остальными пассажирами. Александр сказал, что знал всех в лицо, кроме меня. Это кто-то местный. Если бы он был русский, я бы о нем уже слышала от Матильды и Ольги. Это грек! Грек из Мармари, ясно как дважды два! Не зря у меня там зуб на зуб от страха не попадал! Я его спиной чувствовала, и тот мужчина за дверью мне не привиделся! В отеле он просто не решился напасть! Но как я все это докажу?»