Раздается тяжелый стук в дверь, напугавший меня до кончиков пальцев. Колючие мурашки не успевают пробежать по спине, ведь на пороге уже появляется хмурый Максимилиан, и его смертоносный взгляд, как молоток, вбивает меня в пол.

— Это правда? — громом обрушивается он на меня.

— Что?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Муза! — кричит Максимилиан. — Это правда?

— Нет! Я не знаю, что ты имеешь в виду! Я не умею читать чужие мысли!

Максимилиан громко дышит и как будто не решается произнести вслух то, что его терзает сейчас. То, во что он не верит.

— Илья правда сделал это? Он… Он изнасиловал тебя?

— Да.

Фыркает, отворачивается, матерится. Максимилиан борется с собой и снова повышает на меня голос:

— Ты выбрала не лучшее время для откровений! Не сегодня!

— Я понимаю. Но Карина настояла.

Стараюсь держаться уверенно, но дрожь внутри уже подползает к рукам.

— Ты могла солгать, могла как и раньше увести разговор в противоположную сторону, но вместо этого испоганила…

— Продолжай, — говорю я медленно. — Испоганила праздник — знаю. Испоганила настроение — знаю. Испоганила твое отношение к другу — извини. Меньше всего на свете я хотела разрушать твои смешные иллюзии относительно его порядочности. Думаешь, если ты не видишь, не замечаешь, не трахаешь подруг своей сестры, то никто из твоих друзей этого не делает? Потому что ты приказал? Мне очень жаль, что твою слепую веру сегодня изрядно потрясло. Если захочешь, она вновь восстановится, не переживай. Просто закрывай глаза, как и раньше, на всё то, что нормальные люди считают преступлением.

— Ты сама пошла с ним в ту комнату. Ты должна была соображать, что делаешь! — кричит он так громко, что дрожит мебель. — Я не снимаю с него ответственности, но и ты хороша!

— Я прекрасно знаю, в чем моя вина, и меня не нужно сейчас в это дерьмо тыкать лицом! — повышаю я голос. Мне ведь было известно, я ведь предполагала такой вариант развития событий, но почему же сейчас так больно? — Я с лихвой поплатилась за те несколько минут, когда твой трус-дружок вдавливал меня в диван! И делаю это по сей день! Каждый божий день я расплачиваюсь только за то, что хотела по тупости, по глупости, по наивности увидеть твои глаза на себе! Чтобы ты заметил меня, чтобы не смотрел сквозь меня! Вот в чем моя вина, Максимилиан. Тебе же нужна первопричина? Так вот она: это ты. Знаешь, девочки иногда влюбляются в крутых парней. Некоторых они замечают, а другим, как мне, приходится глупо верить и надеяться, что когда-нибудь им предоставится этот чертов шанс — стать видимой и хоть чуточку желанной! — кричу я так, что режет горло. — И твой дружок этот шанс мне предоставил. Нет ничего удивительного в том, что ты так и не сделал никаких выводов. Для меня он отморозок не потому, что трахает всё, что видит и ему неважно, хотят этого с ним или нет. Так же, как и моего брата тогда, он сбил человека, а потом, как последний трус, побежал к тебе плакаться. Он вирус, от которого гибнет всё хорошее. И если ты этого не понимаешь, то ты уже давно погиб.

— Макс, ты тут? — вдруг появляется в дверях запыхавшийся Рома. Он оглядывает нас беглым взглядом и, прежде, чем снова обратиться к другу, долго таращится на чемодан за моей спиной. — Ты мне нужен, Макс. Почему здесь эта штука?

— Муза уезжает, — твердым голосом отвечает ему Максимилиан. — Я сейчас спущусь, а ты вызови для сеньориты такси в аэропорт.

— Что? Муза, не глупи, мы завтра улетим…

— Это я сказал, — перебивает его Максимилиан. — Музе пора уезжать.

Я продолжаю уверять себя, что ни на что не надеялась. Я ни во что не верила, не ждала и ничего не хотела. Было очевидно, что неверие Максимилиана и неприятие всего этого равно девяносто девяти процентам. Дружба — страшная сила, сметающая на своем пути любую неприятность, даже такую, как я букашку.

Остановись же ты, непрерывный поток безумных мыслей и желаний, пожалуйста! Я не думаю о нем, я не хочу, чтобы он обнимал меня, я не хочу видеть его! Не хочу! Не хочу!

— Ты забрала все свои вещи?

Его голос подобен тупому лезвию, кромсающему мои внутренности.

— Да.

Хватаю сумочку с кровати, но от пробирающего до костей холода, случайно роняю её на пол. Половина того, что в ней, рассыпается по разным сторонам и я, стараясь не разрыдаться, ползаю и собираю то, без чего не обходится жизнь любой женской сумочки.

Рома бросается мне на помощь, а Максимилиан по-прежнему неподвижно стоит на месте.

— Не нужно.

— Ещё как нужно! — отвечает Рома и подает мне тюбик с блеском для губ.

Когда я снова поднимаюсь на ноги, мой взгляд лишь на короткое мгновение касается черных волос, которые я пропускала сквозь пальцы. Это ощущение ласкает меня изнутри. Я не хочу избавляться ни от него, ни от воспоминаний о тех недолгих минутах наслаждения. Я навсегда оставлю их в своем сердце.

Рома вытягивает ручку моего чемодана.

— Слушайте, что происходит сегодня? Утро вечера мудренее, давайте, оставим все проблемы на завтра…

— Зачем, если их можно решить сегодня? — угрожающе говорит Максимилиан. — Муза уезжает. Помоги ей, пожалуйста, а мне нужно идти.

Фыркнув, Рома недовольно говорит:

— Если нужно, тогда иди в кабинет. Чертовщина какая-то творится!

Он обходит меня, я иду вслед за ним, не решаясь больше взглянуть на Максимилиана. Я ведь хотела, чтобы он заметил меня? Это желание исполнилось спустя десять лет. Только легче мне от этого не стало. Но, когда его голос снова настигает меня, предательская надежда снова вгрызается в спину.

— Подожди.

Я медленно оборачиваюсь, боясь, что мне это только послышалось. Но Максимилиан наклоняется к полу и поднимает что-то сверкающее. Он держит блескушку в ладони и смотрит на нее так, словно увидел привидение.

— Это твое?

Я тут же выхватываю свой брелок в виде половины сердца. Он поцарапанный, обшарпанный и уже давно не используется по своему прямому назначению, а просто лежит под замком в сумке. Но он очень дорог мне.

— Что это?

Я с непониманием гляжу на Максимилиана, пряча свою драгоценность в сумочку.

— Брелок.

— Где вторая половина? Он ведь из двух частей? — недовольно спрашивает он. — Где его вторая половина?!

— Почему ты кричишь на меня? — взрываюсь я снова. — Это моя вещь и я не обязана отвечать на твои вопросы.

— Там буква «М» выцарапана. Твое имя?

— Ты спятил…

Я ухожу, но Максимилиан хватает меня за руку и разворачивает к себе.

— Ответь мне!

— Мне больно! — кричу я.

— Макс, ты что!