– Ничего, поторопимся, – спокойно сказала девочка, откладывая куклу и выбираясь из постели. – Если хотите, я помогу вам одеться.

«Только этого мне не хватало», – подумала Вера.

– Аннет, вы княжна Тоневицкая, а не горничная и ни в коем случае не должны…

– А вы тоже дворянка, мадемуазель, я знаю! – В сощуренных глазах малышки прыгали лукавые искорки. – И никогда не зовёте горничную, а одеваетесь сами и причёсываетесь тоже! И я слышала, как вы говорили, что порядочная девушка, если она не инвалид и не больна, в состоянии делать такие пустяки самостоятельно!

– Вы, ма шер, слышите много такого, чего вам слышать не следует, – строго заметила Вера, стараясь не расхохотаться. Но тут же ей вспомнился вчерашний день, и она неловко опустилась на край постели. «Боже мой! Ведь я уволена…»

– Что с вами, мадемуазель? – удивлённо спросила Аннет, увидев, как гувернантка изменилась в лице. – Вам дурно?

– Нет, нет. Давайте одеваться, – поспешно сказала Вера, вставая. Все силы теперь нужно было направить на то, чтобы уйти из дома Тоневицких с достоинством.

К завтраку они, разумеется, опоздали: князь с сыновьями уже сидели за столом. Аннет бросилась на своё место и весело закричала: «Тимофей, подавай скорее!!!» Вера, сделав книксен сидевшему на своём месте князю и ответив на «Доброе утро» Сергея и Коли, осторожно опустилась на краешек своего стула.

– Вы сегодня поздно, – ровно заметил князь.

– Да, прошу прощения. Ночь была беспокойная, Аннет плохо спала, я тоже. – Вера осторожно скосила глаза в сторону своих воспитанников… и очень удивилась, наткнувшись на сияющий взгляд Коли. Было видно, что мальчика так и распирает от каких-то счастливых мыслей, и только присутствие отца удерживает его от того, чтобы выпалить их вслух. Вера осторожно посмотрела на Сергея. Тот спокойно уписывал булочку, запивая её молоком, о чём-то напряжённо думал, но не казался ни расстроенным, ни злым. Встретившись взглядом с Верой, он покраснел, поспешно отвернулся. Вера тоже поспешила заняться завтраком, всё же не сумев удержаться от сердитого взгляда в сторону князя: «Фу, изверг… Всё-таки выпорол мальчика!»

– Что ж, пора за дела, – заметил наконец «изверг», поднимаясь из-за стола. – Я еду на работы в Помятино, а вы – за грамматику, панове! И извольте слушаться мадемуазель! Вы слышите меня?

– Да, папа! – радостно ответил Коля. Сергей промолчал, низко опустив голову. Вера изумлённо смотрела на князя. Тот уже шагнул за порог столовой, когда она решилась спросить:

– Ваше сиятельство, когда, с вашего позволения, я смогу уехать?

Князь обернулся к ней. Синие глаза посмотрели на Веру насмешливо.

– Куда это вы собрались, мадемуазель? Я не намерен вас отпускать, извольте заниматься своими обязанностями, – и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Следом, щебеча и смеясь, выбежала на залитую солнечным светом веранду Аннет. Сергей поднялся тоже и, не глядя ни на кого, медленно пошёл в классную. Вера и Коля остались одни, и мальчик тут же кинулся ей на шею.

– Мадемуазель, спасибо вам! Невозможное просто спасибо! Вы так добры, так великодушны, так…

– Коля, Коля, Nikolas! Что случилось? Объясните мне, наконец! – испугалась Вера, машинально обнимая мальчика и заглядывая в его широко распахнутые, сияющие глаза.

– Так вы не уедете? Не уедете, мадемуазель?! Я полночи не спал, боялся! И ещё спасибо, что Серёжа… что его… Это ведь вы упросили папеньку, чтобы его не высекли?! Правда?! Я уже вправду думал – всё… А папа сказал вчера Серёже, что он полностью заслужил… и должен… но мадемуазель поручилась… и ещё что-то, я… я не смог услышать, – вдруг, покраснев, сознался он, и Вера нахмурилась:

– Так вы подслушивали? Недостойно!

– Я знаю, – вздохнул мальчик. – Но я так волновался… А потом папа сказал уже нам обоим, что мадемуазель расстроена нашим поведением и хочет уехать, и он насилу упросил вас остаться, и что если мы не переменим своего отношения к наукам, то вы…

– Я уверена, что вы его перемените. – Вера была уже не в силах сдержать улыбку и крепко прижала мальчика к себе. Счастье, как в детстве, нахлынуло тёплой волной. «Так Серёжа не был наказан! И я не уволена! Господи, как же хорошо, как хорошо…» Крепкие руки мальчика стиснулись вокруг её шеи, кудрявые волосы Коли щекотали Верино лицо, он смеялся и что-то торопливо, путаясь в словах, силился рассказать, но его шёпот заглушал щебет ласточек за окном и петушиные крики со скотного двора.

Занятия в этот день шли как по маслу. Коля старался так, что высидел полтора часа, как истукан, не шевелясь и не сводя с Веры глаз. Заданный урок он ответил назубок, тараща от усердия глаза. Сносно ответил и Сергей, хотя он ни разу не поднял взгляда на гувернантку, и голос его при ответе был глухим и хриплым. Вера рассказала им о Пунических войнах и Карфагене, затем перешли к немецкому и французскому. Вера, увлёкшись, принялась даже за подробный разбор Наполеоновских войн, когда в дверь просунулась кудрявая головка Аннет:

– Мадемуазель, уже моё время! Я уже сыграла даже гамму без вас!

– Что ж, на этом всё, господа. Благодарю вас, я очень довольна вашим прилежанием, – с улыбкой сказала Вера. Коля радостно улыбнулся в ответ. Сергей ещё ниже опустил голову, безмолвно собрал свои книги и вышел за дверь.

Солнечный, тёплый, полный птичьих криков день казался бесконечным. Позанимавшись с Аннет, Вера ушла вместе с ученицей гулять в рощу, затем они спустились к деревенскому пруду, где Коля, босой, с закатанными до колен штанишками, стоя по щиколотку в воде, сосредоточенно ловил голавлей. Мальчик немедленно передал Вере свою удочку со словами: «Вы же говорили, что человек всему должен стараться научиться!» Дабы не опровергать собственной теории, Вера мужественно выстояла целый час с удочкой в руках. Они едва успели к обеду домой, потом Аннет спала, а Вера попыталась заняться с разморённым, сонным Колей арифметикой. Но через четверть часа обоим стало ясно, что ничего путного из этого не выйдет, и Вера, пообещав себе впредь все серьёзные занятия переносить на утро, начала читать ученику наизусть «Марфу-посадницу». Оба они увлеклись этим настолько, что не сразу услыхали, как горничная зовёт «молодого барина и барышню» откушать земляники со сливками. Коля умчался; Вера собрала его книги и тетради и, радостно предвкушая два часа полной свободы, взяла с собой томик Лермонтова и вышла в парк.

На голубятне было тихо: турманы не кувыркались над тесовой крышей, не слышалось воркования голубок; вокруг головок клевера вились с басовитым гудением шмели. Вера уже свернула было на дорожку к парку, когда вдруг совсем рядом, напугав её, послышался хрипловатый голос:

– Подержи-ка, барин… Выправлять крыло-то надо. Кошка, видать, цапнула его.

– Сейчас, – ответил голос Сергея, и Вера, поспешно шагнув в густую липовую тень, увидела в высокой траве у голубятни седую голову Митрича. Сергей спрыгнул к нему из деревянного домика, подошёл, сел рядом.

– Дай возьму.