Макс теперь орудовал ножницами, которые со свистом разрезали ткань футболки Томаса – сначала на груди, потом на одной из рук. У правого плеча Томаса он ножницами зацепил кожу и выругался, но потом срезал с него всю футболку и обрывки материи запихнул в мусорный мешок. Грудь Томаса покрывала густая темная поросль, но кожа его имела неестественный цвет – бледно-желтый. Макс повернулся и начал срезать джинсы, которые поддавались труднее, чем футболка.

– Ты их убил? – спросила я.

– Да. Они собирались покинуть страну. Купили билеты до Джерси.

– Как ты узнал?

– У меня есть приятели. Я знаю людей, которые отслеживают такие вещи, если кто-то задолжал.

– Джерси? Почему именно Джерси?

– Не знаю. Это как-то связано с ее отцом. Сволочи. Смыться собирались, с концами…

Макс уже разрезал правую штанину джинсов. Тело Шарлин задвигалось на полу, она села. Я до того испугалась, что боялась пошевелиться, но, увидев, как она странно деформированной рукой дотянулась до Макса и выдернула из его кармана пистолет, наконец-то вскрикнула.

– Черт возьми! – воскликнул он.

Шарлин, сидя на полу, пыталась двигать ногами. Один ее глаз заплыл. Она переложила пистолет в другую ладонь и дрожащей рукой, которая не была сломана, нацелила дуло на Макса. Раздался оглушительный выстрел. Я никогда не слышала, как стреляет настоящее оружие. Сила отдачи была столь велика, что ее руку отбросило назад, но она, издав странный стон, трясущейся рукой снова навела пистолет на Макса, целясь ему в грудь. Он взглянул на меня, и я осознала, что по-прежнему держу нож. Я отпихнула ее руку и глубоко вонзила длинное лезвие ей между грудей. Она пыталась сопротивляться, но я толкнула ее на пол и всадила нож еще глубже, по самую рукоятку, а потом повернула в ней лезвие. И она снова затихла.

– Ну ты даешь, Нин! – С благоговением посмотрев на меня, Макс поднял пистолет, проверил патроны.

Я кинулась в ванную, меня стошнило в раковину. Я заперлась и залезла под душ. Долго стояла под водой, пока не окоченела от холода. Когда я вернулась на кухню, Макс вытирал огромную лужу крови на полу, а в раковине лежал нож для разделки мяса. Один мусорный мешок был забит одеждой Томаса и Шарлин, у входной двери стояли два раздутых чемодана. Из обоих сочилась кровь.

– Нужно здесь все убрать и до того, как рассветет, выбросить чемоданы в реку, – сказал Макс.

Меня поразило, что я абсолютно владею собой.

– Хорошо, – согласилась я. – А как же выстрел? Он был громкий…

– Полиция уже была бы здесь. А район этот неспокойный.

Я кивнула и забрала у него швабру. Я убила Шарлин, чтобы спасти жизнь Макса. Она выстрелила бы ему в грудь. Я больше не чувствовала себя жертвой. Я была хозяйкой положения и впервые ощущала себя ровней Максу. То, что случилось со мной, подвело черту под моей прежней жизнью. Назад ходу нет. Я должна идти только вперед, должна бороться за выживание.

– Я знаю одно место у реки. Укромное. Там нет камер, – сказала я.

Около четырех часов утра мы погрузили чемоданы в машину и поехали к заброшенной промзоне на территории парка Баттерси. Там размещалась старая типография, куда я наведывалась во время летних каникул вместе с отцом, когда он привозил туда товары. Он поставлял шипучие напитки по всему Лондону.

Мы припарковались с торца разрушающегося офисного здания и с трудом потащили два чемодана на небольшой причал у реки. В темноте перед нами чернела водная ширь.

Мы сбросили в реку чемоданы с телами Томаса и Шарлин, постарались закинуть их как можно дальше. Раздался всплеск, и чемоданы поглотила стремнина.

Макс обнял меня одной рукой, и мы долго стояли на причале, глядя на реку. Вода в ней была черная, как чернила.

Четверг, 2 ноября 2017 года

Ранним вечером Эрика выбралась с заднего сиденья джипа «Чероки», принадлежавшего ее зятю. Автомобиль имел высокий дорожный просвет, и когда она сходила с него, ребро, которое почти зажило, отозвалось болью. Здоровой рукой Эрика помогла спуститься на землю племяннице Каролине и племяннику Якубу. Уже стемнело, было холодно, однако на стоянке у кладбища толпилось много народу, и Эрика велела детям держаться рядом с ней.

Они были нарядно одеты, как и она сама. Мимо прошествовала группа пожилых женщин в элегантных черных пальто; все как одна в золотых украшениях, с красивыми прическами. У каждой в руке большой пластмассовый зеленый венок с яркими цветами. Они встали в хвост очереди, выстроившейся у кладбищенских ворот. Перед статуей Девы Марии в нише стены у входа пылали сотни свечей, а на территории кладбища Эрика увидела огромный ковер из свечей.

Второго ноября отмечали День всех святых – знаменательный праздник в Словакии, и в начале вечера люди толпами валили на кладбище. Из-за машины появилась сестра Эрики, Ленка. Она катила перед собой детскую коляску, в которой сидела двухлетняя Эвка в нарядном черном зимнем пальто и черной вязаной шапочке с помпоном.

– Какой же ты чумазый! – воскликнула Ленка, обращаясь к Якубу. У того подбородок был испачкан в шоколаде. Ленка достала носовой платок и поплевала на него.

– Ма-а-а-ама! – возмущенно крикнул мальчик, отбегая в сторону.

– А у меня лицо чистое, – добавила Каролина.

– Якуб, подойди ко мне! Нельзя идти на могилу бабушки с грязным лицом!

– Вот. – Эрика вытащила из кармана упаковку влажных салфеток. – На них нет слюны. – Она присела на корточки, и Каролина помогла ей вскрыть упаковку и извлечь из нее салфетку: правая кисть Эрики все еще была в гипсе. Она стала бережно вытирать ангельское личико племянника. Якуб скосил глаза и высунул язык, чем вызвал у Эрики смех.

Из машины вышел, разговаривая по телефону, ее зять Марек – здоровый импозантный мужчина с бритой головой, но добрыми карими глазами. По случаю праздника он надел черный костюм и вообще привел себя в порядок, так что выглядел прямо-таки щеголем, отметила Эрика. Только он закончил говорить, телефон снова зазвонил. Торжественную кладбищенскую атмосферу прорезала задорная мелодия песни «Gangnam Style».

– Ty si sedlak[28], – шикнула на мужа Ленка.

– Это по делу! – объяснил Марек, закатив глаза, но, отвечая на звонок, отошел в сторону.

– Сегодня – один из главных церковных праздников в году, а он какие-то дела решает на кладбище!

– Ну да, в ноябре месяце на мороженое спрос большой, – буркнула себе под нос Эрика, глянув на сестру. Она вытерла Якубу лицо, и тот улыбнулся ей во весь рот, в котором отсутствовали два передних зуба.

– Не начинай, а, – одернула ее Ленка.

– Тетя Эрика, так хорошо, что ты здесь, – сказал Якуб. – А ты можешь остаться у нас навсегда?