Весть о неожиданном крушении турецкого флота молниеносно облетела мир. В Константинополе царила паника, город оказался блокированным, и если бы не ошибочные действия Эльфинстона, который без разрешения А. Орлова, никого не известив, отошел к о. Лемнос, сняв таким образом блокаду с Дарданелл, то туркам пришлось бы совсем туго. Возмущенный А. Орлов тут же отстранил Эльфинстона от командования (кроме того, при отходе разбился флагманский корабль Эльфинстона «Святослав»), а 19 июля он был уволен в отставку и покинул Россию.

Но победа при Чесме затмила мелкие неудачи. Петербург ликовал. Для торжественной литургии от Зимнего дворца до Петропавловской крепости были выстроены войска, вдоль рядов которых императрица проследовала в собор. Когда после литургии пели «Вечную память» Петру I, Екатерина, поклонясь гробнице основателя русского флота, повергла плененный турецкий флаг к ее подножию под гром пушек и барабанный бой. Над столицей торжественно звучал праздничный колокольный звон.

В память о Чесме Екатерина II приказала воздвигнуть ростральную колонну высотой 22 метра на озере Екатерининского парка в Царском Селе. Примерно на полпути между Царским Селом и Петербургом была построена Чесменская богадельня с недостроенной часовней. В честь Чесменской битвы, кроме серебряных медалей, чеканенных для награждения всех участников сражения, и офицерских медалей, была изготовлена в единственном экземпляре золотая медаль диаметром 92 мм для награждения главнокомандующего А. Орлова, на которой был изображен он сам в фас в кавалергардской форме, в украшенном перьями шлеме. Вокруг портрета надпись: «ГР.: А. ГР. ОРЛОВ, ПОБЕДИТЕЛЬ И ИСТРЕБИТЕЛЬ ТУРЕЦКОГО ФЛОТА», на оборотной стороне изображена карта боевых действий объединенной эскадры и надпись: «И БЫСТЬ РОССИИ РАДОСТЬ И ВЕСЕЛИЕ». Вместе с тем Екатерина пожаловала А. Орлову украшенную драгоценными камнями шпагу, военный орден Святого Георгия 1-й степени, право оставить при себе кейзер-флаг и внести его в свой герб. Помимо всего прочего А. Орлов (второй в России после А. Д. Меншикова) получил считавшуюся чрезвычайно почетной для дворянина вторую часть своей фамилии — Чесменский (впоследствии за заслуги перед Отечеством были отмечены Румянцев-Задунайский, Суворов-Рымникский, Голенищев-Кутузов-Смоленский и др.). Так как незаконнорожденным детям было принято давать фамилии, отличные от фамилий их родителей и в основном как бы производные от них (например, дочь Г. Потемкина имела фамилию Темкина, сын фельдмаршала Репнина — Пнин и т. д.), то Алексей дал своему побочному сыну фамилию Чесменский.

Справедливости ради надо отметить, что огромная заслуга в победе при Чесме принадлежала адмиралам Г. Спиридову и особенно С. Грейгу, награды которых оказались много скромнее. Г. Спиридов получил Андреевский крест и новые деревни, С. Грейг (по представлению Алексея Орлова) и Ф. Орлов — ордена Святого Георгия 2-й степени и щедрые денежные вознаграждения.

Как уверяют некоторые современники, Орловы после победы при Чесме обогатились не только дарами Екатерины, но и казенными деньгами. На морскую экспедицию императрица не скупилась, какая-то часть отпущенных ею денег перешла, возможно, к Орловым. Злые языки утверждали, что после Чесменского боя А. Орлов будто бы бахвальства ради, а кое-кто для красного словца добавлял, что в угоду очередной любовнице, разыграл у берегов Италии имитацию Чесменского боя с целью предоставления художнику Хаггерту условий для написания с натуры серии картин, показывающих развитие Чесменской баталии и ее итог. Однако следует знать, что заказ на эти картины поступил от Екатерины, Орлов лишь исполнял волю государыни, и делалось это для увековечивания славы всего российского флота. Серия картин должна была изображать сражение с различных точек местности и в последовательных фазах его развития. Во время этой демонстрации батареи адмиральского судна «Три иерарха» расстреляли и подожгли фрегат «Гром» (к тому времени изрядно уже изношенный).

Возможно, при этом присутствовала итальянская поэтесса Корилла (Кора) Олимпика; то, что она была любовницей Алексея, подтверждает письмо Екатерины барону Гримму: «О знаменитой Корилле, интимном друге графа Алексея Орлова, я слышала много разговоров; говорят, что это экстраординарное поэтическое создание». В 1778 г. А. Орлов, судя по переписке, пытался вызвать итальянку в Россию, и сама она изъявляла на это желание, но, чем дело закончилось, нам неизвестно. В Италии Алексея сопровождала Екатерина Алексеевна Демидова, с которой он не терял связи едва ли не до последних лет жизни.

После морского зрелища А. Орлов из Ливорно переехал в Пизу, где поселился в одном из великолепных дворцов этого средневекового городка, бывшего когда-то крупнейшим морским портом.

В 1770 г. Алексей Орлов становится одним из самых влиятельных и могущественных деятелей в России. В этом году французский посол докладывал своему правительству из Петербурга: «Алексей Орлов сейчас самое важное лицо в России. Екатерина его почитает, боится и любит. В нем можно видеть подлинного властелина России». И кто знает, как сложились бы его и братьев судьбы, если бы не любовь Григория к Екатерине Зиновьевой, пришедшаяся на этот период времени.

Алексей в зените славы. Младший брат ему пишет: «Подлинно, Алехан, описан ты в английских газетах. Я не знаю, ведомо ли тебе; конечно, так хорошо, что едва можно тебя между людьми считать. Заключение в описании: „из всех, кого я знаю, как чрез книги, так и персонально, нет, говорит сочинитель, ни одного, который бы так близко к совершенству подходил“, как Ваше Сиятельство. А Федю моего голубчика также изрядно похваляет, но поставил в довольном расстоянии от тебя… Если бы я, Алехан, тебя описывал, то не прогневайся, чтоб я вообще сказал: Федя тебе ни в чем не уступит, разве в одном упрямстве…» [44/1, 228–229]. В следующем письме: «Братья и я здоровы, милые ваши, мои малютки и Лиза (жена Владимира. — Л.П.) тоже». В письме Алексею от 21 января: «Милость твою, Алехан, вознесут до небес и здесь о твоих поступках в разсуждении турок все без ума. Конюха мои приехали из Москвы — они жили у тебя в Острове; сказывают, что там все хорошо» [44/1, 232].

В октябре 1770 г. прибыла к островам Архипелага четвертая эскадра под командованием датчанина Арфа, имевшего на руках рескрипт Екатерины, объяснявший, что в связи со значительным числом на прибывших судах датских офицеров и матросов, командование этой эскадрой отдастся Арфу. Арф проявил надменное отношение к А. Орлову, и сразу получил все то, что должен получить от начальника заносчивый подчиненный (общее командование оставалось за Орловым). В результате вскоре Арф был вынужден подать Орлову прошение об отправке его в Петербург, просьба была немедленно удовлетворена, а А. Г. Орлов написал Екатерине, чтобы больше иностранцев ему не присылали.

Между тем из Петербурга приходили тревожные вести, братьям стало известно об отношениях Григория с императрицей, грозивших полным разрывом. Владимир Орлов, не смея писать открытым текстом, серьезность создавшейся ситуации высказал в письме следующими словами: «Все очень желают любящие вас, чтоб вы возвратились, и думают, что вы здесь в нынешних обстоятельствах гораздо более нужны, нежели там». Как было принято с юных лет, братьям следовало обсудить положение на общем совете. В то время, когда Григорий рвался на придунайский фронт, Алексей, жалуясь на боли в пояснице и ногах, но главным образом ссылаясь на необходимость обсуждения текущих дел в столице, испрашивает дозволения явиться ко Двору.