На обратном пути в Женеву Вертен и Гросс осторожно высматривали высокого худощавого мужчину со шрамом. Но его на пароходе не было.

Поздно вечером они должны были отбыть на поезде в Вену. А пока перед ужином Гросс прилег ненадолго отдохнуть, а Вертен отправился за покупками. Не мог он вернуться из Женевы без подарка для невесты. Портье посоветовал пройтись по рю Бонивар и рю Клебер. Это поблизости.

Вертен двинулся по набережной Монблан мимо монумента Брунсвику, где в тот роковой день проходила императрица. Затем свернул направо на рю Альпе, по которой пытался убежать Луккени, и вышел на рю Бонивар. Поравнявшись с музыкальным магазином Бекера, в котором императрица побывала незадолго до гибели, Вертен неожиданно решил туда зайти. Его встретил молодой продавец с бородкой клинышком, в темно-красном бархатном костюме. Адвокат достаточно хорошо владел французским, чтобы завести разговор. Он спросил, кто из продавцов видел здесь императрицу.

— Я обслуживал ее величество, — с гордостью объявил молодой человек. — А почему вы спрашиваете, месье?

Вертен протянул свою визитную карточку и объяснил, что помогает в расследовании этого преступления знаменитому австрийскому криминалисту профессору Гансу Гроссу.

Эта фамилия ничего продавцу не сказала, и пришлось добавить, что они сотрудничают с комиссаром Оберти. Вот тут молодой человек заулыбался:

— О, комиссар… он очень уважаемый человек. Так что вас интересует?

— Мы с коллегой профессором пытаемся выяснить, как императрица провела свой последний день. Известно, что она купила здесь какое-то новое пианино, которое играет само.

Продавец снисходительно кивнул:

— Да, императрицу заинтересовала модель оркестрион, которую все теперь называют механическое пианино.

Он подвел Вертена к пианино, на вид ничем не отличающегося от обычного. Только над клавиатурой был изображен фирменный знак «Пианола».

— Как известно, чтобы исполнить на фортепиано какое-то произведение, например Концерт си-бемоль мажор Бетховена, надо очень долго и упорно учиться. — Продавец сел на табурет, ударил по клавишам, и элегантный магазин наполнили звуки первой части концерта. Вертен восхищенно заслушался, но молодой человек оборвал игру на середине фразы. — Увы, так могут далеко не многие. Но изобретатели нашли выход. Теперь можно заставить пианино играть само, как вы правильно заметили.

Продавец встал, взял бумажный ролик с пробитыми отверстиями, вставил его в механизм под верхней крышкой пианино и снова сел на табурет.

— Смотрите, я нажму эту педаль, которая управляет вакуумным мотором, поворачивающим валик. И вот что произойдет.

Неожиданно клавиши пианино начали сами собой нажиматься, и зазвучал тот же самый концерт Бетховена.

Продавец весело кивнул на машину.

— Принцип работы у нее такой же, как у ткацкого станка Жаккарда, управляемого перфокартой. Тут особым образом перфорированная бумажная лента, свернутая в валик, накладывается на цилиндр и вращается вместе с ним. В цилиндре тоже сделаны отверстия, к которым прикреплены трубки, связанные с механизмом управления пианино. Когда отверстие в бумаге совпадаете отверстием в цилиндре, по трубке проходит воздух, который заставляет двигаться соответствующий молоточек, и тот бьет по струне. Но вы, наверное, заметили, что такое исполнение лишено эмоций, поскольку специалист перфорирует бумагу только в соответствии с клавиром. Но я уверен, что скоро научатся производить перфорацию во время исполнения какого-нибудь знаменитого пианиста. И тогда механическое пианино будет исполнять музыку со всеми нюансами. — Глаза продавца загорелись. — Только вообразите, мы скоро сможем сохранить фортепианную технику, скажем, Антона Рубинштейна, и люди через сто лет после нас получат возможность восхищаться игрой этого русского гения, как и мы до самых последних дней его жизни.

Это все было очень хорошо, но Вертен пришел сюда совсем за другим.

— Императрица купила именно такую модель?

— Именно такую. И мы отправили ее последний заказ, несмотря на трагедию.

— Музыка к пианино прилагалась?

— Да, — ответил продавец, но как-то нерешительно.

Вертен заметил его смущение.

— Какие валики купила ее величество?

— Валик, — поправил продавец. — Императрица купила только одно произведение, хотя у нас большой выбор, от Бетховена до Штрауса. Но ее величество приказала доставить с пианино только Вагнера.

— И какое же? — спросил Вертен.

— Адаптацию для фортепиано финальной сцены «Тристана и Изольды», — ответил продавец.

— Вы имеете в виду «Liebestod»? «Любовь-смерть»?

— Чудесное музыкальное творение! — восторженно проговорил молодой человек.

— Смотрите, друзья, как он блаженно улыбается, закрыв глаза! Вы видите? Видите? — процитировал Вертен фрагмент арии Изольды, которую она исполняет, прижимая к себе смертельно раненного рыцаря Тристана. — Довольно странный выбор для подарка супругу.

— Не мне судить, месье, какую музыку выбирает ее величество. На то она и императрица.

Вертен купил Берте золотой браслет в шикарном ювелирном магазине на рю Клебер. И попросил выгравировать на внутренней стороне фразу: «Моя любовь к тебе так же чиста, как это золото. Карл».

Эту же фразу в новелле Вертена «После бала» велел выгравировать щеголь граф Иоахим фон Хильдесхайм на браслете, подаренном певице Мирабель. Вертен надеялся, что Берта эту вещь не читала. Его писания в список бестселлеров не входили.

Перед отъездом на вокзал они поужинали. Гросса заинтересовал рассказ Вертена о посещении музыкального магазина.

— Вы правы. «Любовь-смерть» она выбрала не случайно. Думаю, это было ее послание императору. Как оказалось, последнее.

Обсуждение этого вопроса пришлось отложить. Подали ужин, приготовленный под руководством шеф-повара отеля «Бо-Риваж» Фернана. Первыми шли устрицы, затем паштет из гусиной печенки по-страсбургски, дальше — окорок по-пармски с дыней и салат из копченого шотландского лосося с оранжерейной зеленью. Затем подали консоме из телятины, за которым последовал изысканный мусс из куриной печенки с портвейном. Заключили пиршество сливочный камамбер и свежие яблоки. Еду сопровождало изысканное рейнское вино урожая 1880 года и сливовый ликер с фруктами и сыром.

— Мой друг, в Женеву надо было съездить хотя бы ради этого, — проговорил Гросс, наслаждаясь едой.

Трапезу они закончили почти в девять. Надо было торопиться, поезд уходил в десять тридцать, но пока спустят багаж, пока то да се…

Наконец они устроились в фиакре. После такого ужина в желудке чувствовалась тяжесть. Ничего, по пути в Вену все рассосется. А они тем временем обсудят перспективы дальнейшего расследования, которое уже приобрело для них весьма опасный оборот.