Букеровская премия. Премия «Уитбред». Присвоение вам рыцарского звания. Что бы вы ни делали, я за вами следил. Куда бы вы ни шли, я шел за вами. Невидимый, я всегда был подле вас. А потом, в один прекрасный день, в один прекрасный день — бац! — «Лауреат Букеровской премии едва не погиб в автомобильной катастрофе в Шри-Ланке».

И тут, Пол, хочу отметить забавный момент. Вы-то небось подумали, что я был вне себя от счастья, узнав про вашу аварию. Ничего подобного. Нет, нет, нет и нет! Ведь ее никак не назовешь местью. Возможно, то была кара Божья. Возможно, Бога она и устраивала. Но меня она не устраивала совсем.

Нет-нет, сообщение о вашей аварии было для меня плохой вестью. Потому что вдруг — всё, полное молчание. Про вас больше ни словечка. Никаких сведений, по которым я мог бы понять, где вы: по-прежнему в Шри-Ланке, или здесь, или совсем в другом месте. Вот тут, Пол, я решил, что потерял вас навсегда. Думал, что для меня все кончено, правда-правда, но лишь до того дня — о, это был чудесный, самый радостный день в моей жизни, — когда я открыл «Таймс» и заметил, совершенно случайно, Пол, краем глаза, едва не пропустил, — словом, до того дня, когда я увидел ваше объявление.

* * *

А как искусно оно было составлено! Ни имени. Ни других конкретных данных. Только два слова «слепой писатель». Нет, нет, нет, вру. На самом деле вы написали «незрячий писатель», да? «Незрячий писатель ищет приватного секретаря». И я понял, я сразу понял — это вы и никто другой. Ну, теперь он попался, подумал я. Теперь уж попался! Я-то и стану его приватным-хренатным секретарем!

— Что вы хотите со мной сделать?

— Погодите, погодите, погодите. Это еще не все. Самое интересное я оставил на закуску.

Мы тут корпели над вашей книжкой. Как это вы ее любовно называете? Своим завещанием? Знаете, что я вам скажу, Пол? Вам и невдомек, что вы попали в самую точку. Книжка-то и впрямь станет вашим завещанием. Но главная хохма знаете в чем, а, Пол? Уразумели небось? Наверняка уже догадались? Или нет?

Идею мне подал Крис. Помните Криса? Который преподавал английский в школе для иностранцев. Английский как иностранный.

Так вот, он частенько мне рассказывал про свою школу. У него в классе собирались ученики со всего света: немецкие бизнесмены, японские студенты, какие-нибудь там бразильские переводчики — настоящий этнический винегрет, но говорить разрешалось только по-английски. С самого начала, прямо с первого же урока. Это у них называлось «полное погружение». Даже в классе, где из сорока учеников ни один по-английски ни бум-бум, кроме, может быть, «да», «нет», «о'кей», «кока-кола». Так что Крису приходилось начинать с самых азов. И знаете, что он мне говорил? Иногда, когда он шел на урок к новичкам, его так и подмывало обучать их совсем даже не английскому, а совершенно искусственному языку! Понимаете? Ночью накануне урока он сам придумывал словечки вместо «я», «вы», «приходить», «уходить», «стол» и «стул», представляя, как он учит им своих студентов, а те ни о чем не догадываются, и к концу курса они уже будут балакать друг с другом очень, очень бегло на несуществующем языке! Здорово, правда? Он воображал, как они, очень довольные обучением, возвращаются домой, в свою Германию или Японию, прямо на следующий день являются на какую-нибудь крутую конференцию и с большой важностью начинают трещать на этом искусственном языке! Бог ты мой, мы просто умирали со смеху!

Я и сейчас улыбаюсь, вспоминая все это. Слышите, Пол? Слышите, как я улыбаюсь?

Для Криса, однако, то была лишь игра воображения. Но я про нее помнил всегда. И, приехав сюда, подумал: а не попытаться ли осуществить эту фантазию? Поэтому ваша книга, Пол, — чистая хохма. Полная абракадабра.

Я уже слышу, что скажут критики. Трагический случай… ранний маразм… болезнь Альцгеймера… мозговая травма в результате жуткой катастрофы. Рембрандт… статуя Дианы… Хартфорд-колледж… Собор Святого Павла… «Купол тысячелетия»… экспресс-кафе «Бургер кинг» на Хампстед-Хит. Да всего и не перечислить. Исайя Берлин не жив, а умер, зато Пит Тауншенд не умер, он жив; а ведь там еще Тони Блэр, Саддам Хусейн, О. Дж. Симпсон, Сальман Рушди, Мартин Эмис… Ваша книга, Пол, — чудо-юдо, бред, посмешище, она — такой же урод, как вы сами, полная околесица, которую несет слабоумный заговаривающийся старпер!

— Господи помилуй!

— Почему бы вам не убедить себя, Пол, что вам снится страшный сон? Вы же мне это советовали в давние времена. Помните? «Просто убеди себя, ангелочек, что тебе снится страшный сон».

— Послушайте, Джон, послушайте, что я вам скажу. Ради бога, выслушайте меня. Понимаю, я причинил вам зло. То, что я сделал, было ужасно, совершенно ужасно. Я никогда не сумею это загладить, никогда, но — смотрите, вы же… Я хочу сказать, я ведь богат, Джон, я состоятельный, очень состоятельный человек и могу возместить вам… Нет, нет, нет, этого я, конечно, не могу и не смогу никогда, но… Но вы молоды, у вас вся жизнь впереди, и я могу превратить ее в сплошное удовольствие, действительно могу, правда, Джон. Я дам вам… я отдам вам все свое состояние, до последнего шиллинга, вы получите все, только… Джон, вы слушаете? Вы меня слушаете, Джон?

Джон?

Джон? Где вы?

Умоляю вас, Джон, не надо так со мной поступать, умоляю! С несчастным слепым стариком…

Что вы делаете, Джон? О боже, пожалуйффффхм…

— Ну-ну, Пол. Не слишком туго, надеюсь. Нет, вроде бы нормально.

Не волнуйтесь. Это ненадолго.

Ой-ой-ой, простите великодушно! Я случайно сбил с вас очки и… вот незадача, еще и наступил на них. Ах, ах. Руки-крюки. Вернее, ноги-крюки.

Да теперь уж все равно. Зачем вам в аду темные очки?

Итак, Пол, позвольте мне разъяснить вам, почему рот у вас заклеен скотчем. Это, как вы понимаете, временная мера, вы и оглянуться не успеете, как я сниму его с ваших губ. У меня нет ни малейшего желания оставлять какие-либо предательские следы нашей с вами, скажем так, небольшой размолвки. Не воображайте, что я опасаюсь, как бы вас кто не услышал. В вашем пустом старом доме, Пол, и вам это прекрасно известно, услышать вас некому.

Просто мне хочется, чтобы вы точно знали, что именно сейчас с вами произойдет, а если вы приметесь вопить, то можете, чего доброго, и не услышать всего, что я собираюсь сказать.

Странно. Рот у вас заклеен. Глаз нет. Тем не менее я улавливаю на вашем лице страх.

Да, но не могу же я вечно стоять здесь и разглядывать вас, хотя это было бы увлекательное занятие. Я хотел сказать вам следующее: с самого начала, с самой первой нашей встречи я вынашивал один лишь план — конечно же, убить вас. Уверен, вы это уже и сами поняли. Выбрать способ, однако, было непросто. Видите ли, я твердо решил, что наказание должно соответствовать преступлению. Или хотя бы преступнику. И, как вы понимаете, я совершенно не намерен сам оказаться под угрозой наказания. Поэтому пришлось все продумывать долго и тщательно. И однажды меня осенило. Произошло это в тот день, когда мы с вами просматривали у вас в спальне ваши галстуки. А кстати, Пол, вы помните галстук с грязным пятном — «Черрути», как вы полагали? Ну… Да вы и сами прекрасно знаете, что я сейчас вам скажу.