Ход Роджера Мургатройда - Гилберт Адэр

Посвящается Майклу Маару

* * *

Реальный мир – не более чем общая сумма путей, ведущих никуда.

Рауль Руис

– Просто невообразимо, чтобы такое произошло на самом деле, а не в книге! – Трясущейся рукой полковник закурил сигару, а затем добавил: – Ч**т побери, Эвадна, ну, прямо как в какой-нибудь этой вашей!

– Ха! – презрительно профырчала названная дама, поправляя пенсне, криво оседлавшее ее переносицу. – Вот и подтвердилось мое давнее подозрение.

– О чем вы?

– О том, что вы беспардонно привирали, когда говорили мне, до чего вам нравятся мои романы.

– Привирал? Ну, это надо же…

– Если бы вы их правда читали, а не притворялись, так знали бы, что я не опускаюсь до запертых комнат. Я предоставляю их Джону Диксону Карру.

Полковник прикидывал, как лучше выбраться из неловкой ситуации, в которую он себя вверг, но тут его дочь Селина, до этой секунды прятавшая лицо в ладонях, сидя на диване рядом с матерью, внезапно заставила их обоих вздрогнуть.

– Бога ради! – вскричала она. – Прекратите, вы оба! Вы отвратительны донельзя! Ведете себя так, будто мы играем в «Ищи убийцу»! Рей лежит мертвый, – она театрально взмахнула рукой примерно в направлении чердака, – убитый выстрелом в сердце. Неужели вам все равно?!

Последние четыре слова были выкрикнуты исключительно заглавными буквами: «НЕУЖЕЛИ ВАМ ВСЕ РАВНО?!» Правда, решив изучать искусство вместо того, чтобы выбрать сцену, Селина могла и ошибиться в своем призвании, но в данном случае никто не усомнился в ее искренности. Рыдать она перестала только-только, а ведь после обнаружения трупа миновало добрых полчаса! И хотя полковник и его супруга делали все, что было в их силах, чтобы ее успокоить, он в горячке смятения после этого открытия успел уже забыть глубину чувств дочери к жертве. И теперь его румяно-багровое лицо выразило некоторое смущение.

– Извини, деточка, извини мою нечаянную черствость. Дело в том… ну, просто это убийство настолько необычно, что я все еще никак не приду в себя! – Он обнял ее за плечи. – Прости меня, прости!

Затем, как обычно, его мысли вновь отвлеклись.

– Ни разу не слышал, чтобы убийство в запертой комнате случалось на самом деле, – пробормотал он себе под нос. – Пожалуй, стоит написать в «Таймс».

– Ах-х-х, папа!

Пока супруга полковника продолжала без толку поглаживать колени дочери, Дональд, молодой американец, с которым Селина познакомилась в художественной школе, сочувственно над ней наклонился. (Точнее говоря – Дональд Дакуорт, не слишком удачное сочетание имени и фамилии, хотя его родители никак не могли предвидеть эту мультипликационную ассоциацию, когда крестили его в 1915 году.) Но он был слишком застенчив, чтобы сделать то, что ему, конечно же, хотелось, то есть заключить ее в объятия.

Честно говоря, полковник отнюдь не был единственным, кто проявил бессердечие. Хотя следует указать, что хотя все присутствующие сочувствовали Селине, кто вслух, кто молча, факт оставался фактом: только она одна среди хозяев и гостей этого званого вечера искренне оплакивала покойного. Даже если их мысли не были бы заняты поразительными обстоятельствами преступления, все остальные без единого исключения имели собственные сугубо личные причины не тратить лишнее время на формулирование общепринятых выражений сожаления из-за того, что Реймонд Джентри безвременно покинул этот мир. Короче: никто не был готов проливать крокодиловы слезы, а искренние – только Селина Ффолкс.

А потому, если бы сторонний наблюдатель забрел утром на второй день этого Рождества в обшитую панелями гостиную Ффолкс-Мэнора, неизгладимо мужская аура которой, столь же бьющая в нос, как аромат сигары полковника, женственно смягчалась изящными статуэтками доултонского фаянса на каминной полке и изящной вышивкой накидок на спинках кресел, такой наблюдатель, безусловно, ощутил бы сгущающуюся атмосферу шока и даже страха. Но вдобавок его поставило бы в тупик практическое отсутствие личной скорби.

Напольные часы только что отбили четверть восьмого. Сбившаяся в кучку прислуга уже была одета в привычную форму, тогда как гости все еще оставались в халатах – то есть все, кроме Коры Резерфорд, актрисы сцены и экрана, одной из старейших подруг Мэри Ффолкс. Она щеголяла в броском лилово-золотом одеянии, которое называла «кимоно», объясняя, что это последний крик парижского «эксклюзива». Именно она и заговорила следующей:

– Почему же вы, мужчины, не предпримете что-нибудь?

Полковник резко вскинул голову.

– Возьмите себя в руки, Кора, – предостерег он ее. – Сейчас не время для истерик.

– Ради бога, Роджер, не будьте глупы! – ответила она обычным своим тоном сердечного презрения. – Нервы у меня из более закаленной стали, чем ваши.

И словно в доказательство она извлекла из кармана кимоно (отнюдь не единственного) плоский портсигар, достала сигарету, вставила в удлиненный мундштук черного дерева, закурила и сделала глубочайшую затяжку – и пальцы ее во время всех этих операций оставались настолько же твердыми, насколько у полковника они дрожали.

– Я, – продолжала она невозмутимо, – имела в виду только одно: мы не можем просто рассиживать с мертвым телом у нас над головой. Необходимо что-то предпринять.

– Да, но что? – ответил полковник. – Фаррар пытался позвонить… сколько раз, Фаррар?

– Без малого десять, сэр.

– Верно. Провода оборвало, и они, вероятно, останутся оборванными еще какое-то время. И, как вы сами прекрасно слышите, оборвавший их буран продолжает бушевать. Мы должны смотреть фактам в глаза. Мы занесены снегом. Полностью отрезаны от внешнего мира – во всяком случае, пока буран не стихнет. До ближайшего полицейского участка больше тридцати миль, и единственная ведущая туда дорога, конечно, погребена под сугробами. – Покосившись на Селину, он докончил: – И, в конце-то концов, ведь… ну, я хочу сказать, что наше празднование Рождества абсолютно испорчено и все такое прочее, и это крайне неприятно для нас всех, но тело ведь… оно никуда не денется. Боюсь, нам придется просто ждать столько времени, сколько потребуется.

И вот тут из кресла у камина, в котором уютно и бесформенно утопала в своем шерстяном халате, Эвадна Маунт, писательница, которой мы уже представлены, сказала полковнику с настойчивостью в почти мужском голосе:

– Не знаю, Роджер, можем ли мы себе это позволить.

– Что позволить?

– Ждать, сколько потребуется, как вы говорили.

Полковник бросил на нее ядовито– испытующий взгляд.

– Но почему?

– Рассмотрим, что здесь произошло. Полчаса назад Реймонд Джентри был найден мертвым на чердаке. Вам, Роджер, пришлось взломать дверь, чтобы добраться до него, – дверь, запертую изнутри, причем ключ оставался в скважине. И если этого мало, так единственное окно в помещении забрано решеткой. Таким образом, как ни взглянуть, никто не мог войти туда, и все же кто-то вошел, а неизвестно каким образом оказавшись внутри, никто не мог бы выйти наружу. И тем не менее невозможно отрицать, что кому-то удалось сделать и то, и другое.