— Прю! — прогудел хозяин таверны, кивнув в знак приветствия.

— Джо, — кивнула она в ответ.

Она пробралась к нему через шумную комнату, по дороге отпихивая тянущиеся к ней руки подпивших посетителей.

— Был у тебя сегодня некто Роберт Хупер? — спросила она, подойдя к столику, за которым сидел хозяин.

На столе стояла большая бутыль, а сбоку к Джо прижималась хохочущая девица. Ее корсаж почти распустился, а румянец на щеках был явно ярче, чем предполагалось природой.

Джозеф Хэббард поскреб одной рукой свои бакенбарды, а другую положил на колено. Его обширный живот нависал над ремнем штанов, а плащ был распахнут. Под косматыми седыми бровями блестели темные глаза.

— Это Роберт Хупер с холма? Дом у него красивый, большой. Только отстроил.

— Тот самый, — ответила она, оглядывая комнату в поисках человека, подходящего под такое описание.

«Козел и якорь» не так часто посещали люди, живущие на холме. Джо хрипло рассмеялся.

— У него к тебе, видать, дело? — спросил он, отхлебнув из кружки.

— Да, — сказала Пруденс. — Я тогда подожду.

Она отыскала свободную скамью у стены и положила сверток на стол. Устраиваясь на своем месте, убрала под чепец выбившиеся пряди волос и разгладила складки на рукавах. Роберт Хупер, наверное, щеголь.

— Уж к жене-то тебя не позовет, я полагаю! — загудел Джо, подзывая прислугу. Женщина, сидевшая рядом с ним, неприятно и визгливо рассмеялась, прикрыв лицо веером. Не такая уж молоденькая, подумала Пруденс.

— Ты бы ее тут же поставила на ноги, его девчонку! — Джо давился от смеха.

Пруденс в негодовании нахмурилась.

— Как поживают миссис Хэббард и маленькая Мэри? — спросила она язвительно.

Служанка принесла и поставила перед ней бутыль эля и ждала, глядя на Джо Хэббарда.

— А, хорошо. Ей почти два. Уже измучила нас.

Он посмотрел на служанку, и та удалилась, не требуя денег. Джо усмехнулся.

— Твое здоровье, Прю! — сказал он, поднимая стакан.

— И твое, — ответила она, поднимая свой.

Уже дюжина младенцев от тебя родилась, говорил ее взгляд, да не всех рожала миссис Хэббард.

Пруденс вытащила из кармана небольшую глиняную трубку и скомканный листок бумаги, который носила с собой уже несколько дней. Расправила его и стала пристально рассматривать, набивая трубку табаком, а затем раскурив ее от лампы, стоящей на столе. «ТРЕБУЮТСЯ СТАРЫЕ КНИГИ», — было напечатано в объявлении. «ЗА УНИКАЛЬНЫЕ И РЕДКИЕ ПЛАТИМ. ОБРАЩАТЬСЯ К МИСТЕРУ ХУПЕРУ ПО СЛЕДУЮЩЕМУ АДРЕСУ». Она затянулась, желтоватые щеки впали, дым от крепкого табака заполнил легкие и постепенно успокоил трепещущие нервы. Она еще может передумать. В конце концов, его пока нет. Может быть, книга ему вообще не нужна.

Пруденс украдкой взглянула на сверток и положила на него руку. Водя пальцем по грубой ткани, она обдумывала сумму, которую он указал в ответе на ее письмо. Больше, чем она сможет заработать за два года повитухой. Но Пруденс продавала книгу не только из-за денег. Были и другие причины избавиться от нее.

Вдруг в таверну словно вплеснули тишину, которая волнами разлилась по комнате. Пруденс подняла голову. У двери стоял молодой человек, одетый в богатый малиновый камзол с блестящими пуговицами и высокими элегантными обшлагами. Он приглаживал волосы, упавшие на лоб, когда он снял новую фетровую треугольную шляпу. Постучав ногами, чтобы отряхнуть грязь с мягких сапог из телячьей кожи, он стал осматривать таверну, явно кого-то ища. Пруденс поймала его взгляд и подняла подбородок. Он улыбнулся и направился к ней, держа под мышкой шляпу и оставляя за собой шлейф тишины.

— Миссис Бартлетт, я полагаю? — спросил он с полупоклоном.

— Можно Прю, — сказала она, и молодой человек церемонно сел.

Вся таверна наблюдала, как он усаживается рядом с повитухой в углу у очага, немного пообсуждала это нелепое сочетание и вернулась к своим занятиям — веселью и выпивке.

— Это и есть та книга? — спросил он, указывая на сверток, лежащий перед Пруденс. Потянулся было к нему, но его остановили слова Пруденс, прозвучавшие, как назидание:

— «Козел и якорь» славится своей похлебкой.

Она попыхивала трубкой, выдыхая дым в сторону, и спокойно смотрела на молодого человека.

— Ах да, — сказал Роберт Хупер, оборачиваясь к служанке, которая уже подошла к их столу. — Конечно. Две тарелки похлебки, будьте так любезны. И хорошего пуншу.

Девушка засопела в ответ, а Хупер повернулся и стал смотреть на сверток. Пруденс подвинула книгу поближе к Хуперу и, пока тот разматывал тряпку, изучала его. Одежда новая, но носил он ее с застенчивостью человека, явно к ней не привычного. Он без конца поправлял кружевные манжеты и двигал туда-сюда шляпу на скамье, не зная, как лучше за ней присматривать. У него было открытое, честное лицо человека, который не пьет, не шляется по девкам и далек от сладкой жизни. Смуглый оттенок кожи говорил о том, что Роберт Хупер много времени проводит на воздухе и на воде.

Когда принесли похлебку, он схватил в кулак оловянную ложку и наклонился к миске. Пруденс слегка улыбнулась и поправила трубку во рту. Хупер оттолкнул миску и взял книгу.

— Замечательно! — сказал он, осторожно, по одной, переворачивая страницы. — И написана не одной рукой? — Он взглянул на Пруденс.

— Конечно, нет, — ответила она.

— Это на латыни? — Он перевернул еще одну страницу и вглядывался в текст.

— Большей частью на латыни. Есть и на английском — ближе к концу. А что-то даже зашифровано. Больше ничего не могу сказать.

— Из вашего письма я понял, что книга из Англии.

— Так мне говорили, — ответила она. — Вроде семейного альманаха.

— Любопытно, — сказал молодой человек, гладя кожаный переплет с нежностью, которая удивила Пруденс. У него корявые, грубые, мозолистые пальцы. Видимо, его благоговение перед старыми книгами оттого, что у него никогда не было своих. — А вы не знаете, сколько ей лет? Какая запись самая старая?

Пруденс подняла бровь и, ничего не говоря, тихонько ела похлебку. Минуту они сидели молча. Хупер щурился, разглядывая страницу, всю покрытую какими-то символами и крестами, а Пруденс гадала, когда же будет время поговорить о деньгах.

— Я не умею читать по-латыни, — признался Хупер, не глядя на Пруденс. Она внимательно посмотрела на него, сложив руки под подбородком, и тихо вздохнула. У всех есть раны, требующие излечения, — подумала она. — И все находят меня. Она смотрела на цветущего молодого человека, сидящего перед ней, и ощущала внутри него разрушение. Пруденс даже почувствовала себя уставшей. — Но я имею в виду, что мой сын научится, — добавил он, подняв голову.

Она некоторое время молча изучала его лицо.