ЕВГЕНИЙ ХРАМОВ

РОДИНА

Шли женщины — и на плечах

лопаты —

Окопы рыть под городом Москвой.

Страна смотрела на меня

с плаката

Седая,

С непокрытой головой.

Она звала меня глазами строгими,

 Сжав твердо губы,

чтоб не закричать,

И мне казалось, что похожа

На тетю Дашу из квартиры «пять».

На тетю Дашу, рядом с нами

жившую,

Двух сыновей на Запад

проводившую,

Да, на нее,

вдову красноармейскую.

Усталую,

упрямую

и резкую.

Хотелось мне участвовать

в десантах,

Кричать в эфир: «Тюльпан»,

я — «Резеда»!»

Мне шел тогда

едва второй десяток,

Меня на фронт не брали поезда.

И я смотрел с серьезностью

недетской

В ее лицо с морщинками у губ

И лишь на двойки отвечал

немецкий,

Чтоб выразить презрение к врагу.

Она звала меня глазами строгими.

Сжав твердо губы,

чтоб не закричать.

И мне казалось, что похожа

Родина

На тетю Дашу из квартиры «пять».

ОЛЕГ ШЕСТИНСКИЙ

ДРУЗЬЯМ,

ПОГИБШИМ НА ЛАДОГЕ

Я плыву на рыбацком челне.

Холодна вода, зелена…

Вы давно лежите на дне.

Отзовитесь, хлопцы, со дна!

Борька Цыган и Васька Пятак,

огольцы, забияки, братцы.

Я — Шестина из дома семнадцать,—

вы меня прозывали так.

В том жестоком дальнем году,

чтоб не лечь на блокадном

погосте,

уезжали вы —

кожа да кости —

и попали под бомбу на льду.

Непроглядна в путину вода.

Не проснуться погодкам милым.

Их заносит озерным илом

на года,

на века,

навсегда.

В ПЯТИДЕСЯТЫХ РОЖДЕНЫ

АЛЕКСАНДР БОБРОВ

РУБЕЖ

Вот это все: поля, песчаник,

глина

И соснами уставленный откос,

Деревня и Москвы-реки долина —

Можайским направлением звалось.

Уж сколько лет…

А сын в лесу негромко

Еще мои вопросы задает:

— Землянка?

— Да.

— Воронка?

— Да, воронка.

— Окоп?

— Гнездо, где размещался дзот.

Уж сколько лет.

А сын опять упрямо

Все ищет гильзы. Мало мы нашли?

Да, может, это не воронка — яма?

Не бруствер — складка на лице

земли?

Не все ж война!

Но ветер с дымом

горьким

Встревоженному сердцу говорит:

Склонись в раздумье над любым

пригорком —

Не ошибешься — здесь солдат

зарыт.

ТРИ БРАТА

Брат мой поседевший, Анатолий,

Помолчим, замедлим-ка шаги.

Вот она, дорога,

а над полем —

Коршуна широкие круги.

Нечего стесняться нам объятий

И при посторонних — слез из глаз.

Было ведь, как в сказке,

трое братьев,

Трое Александровичей нас.

Русых да с широким переносьем

Сероглазых жилистых ребят.

Мы вдвоем что хочешь переносим,

А втроем бы — легче во сто крат.

Как бы нам тогда шагалось просто.

Как бы нас любили горячо,

Каждому — по метру девяносто,

Каждому — подруга по плечо.

К красоте невесток не ревнуя.

Шли бы так, что любо посмотреть,

Грянули бы если строевую —

Роту бы сумели перепеть!

Нас бы можно было, право слово,—

Дайте лишь коней да стремена —

Хоть на все полотна Васнецова,

Хоть былину…

Если б не война.

Самый старший — что там?—

лучший самый

Где-то здесь, наверное, лежит.

Не сложилась сказка.

Над лесами

Коршун исчезающий кружит…

АНАТОЛИЙ БОГДАНОВИЧ

КРАДЕНАЯ ЗЕМЛЯ