— Прости, — говорит Рома, убирая руку. — Я просто хотел поддержать.

— Спасибо, — улыбаюсь самой беззаботной улыбкой, но Рома, кажется, копает глубже.

— Тебя гложет не Маша, да?

Мы смотрим друг на друга несколько долгих секунд. Глаза в глаза. Я безмолвно киваю и отвожу взгляд.

— Идем, я провожу тебя.

Я хочу отказаться, но в этот момент раздается телефонный звонок. Я принимаю его и слышу растерянное:

— Яна? Это Даша… Яна, Максим он… попал в аварию…

Мне хватает всего двух слов: Максим и авария, чтобы подкосились ноги, а сердце начало биться быстрее. Все, о чем я думаю — как он. Мне плевать, кто такая Даша и почему она звонит с его номера. Я пытаюсь составить какую-то фразу, но мой мозг упорно отключается и я падаю, слыша громкий возглас рядом:

— Яна!



Максим

— Макс, сынок, — выдает мама, быстро спускаясь по лестнице со второго этажа. — Как твои дела? — она обнимает меня и целует в щеку.

— Хорошо, мама. Пришел расспросить тебя о Вадиме.

Замечаю, как она мрачнеет и мне совершенно точно это не нравится. Я знаю, что она переживает о нашем соперничестве, ведь мы для нее всего лишь два сына.

Ее расстроенное лицо говорит само за себя, я уже сомневаюсь, что поступаю правильно, но затем останавливаю свои угрызения совести и прошу маму уделить мне время.

— Что именно ты хочешь знать, Максим?

— Живопись, мама, — говорю, а сам изучаю ее резкую реакцию.

Ее лицо тут же меняется, а тело дергается, как от удара током. Мама резко разворачивается и смотрит на меня так пронзительно, что я сразу понимаю — попал прямо в цель.

— Что живопись? — задается вопросом.

— Почему Вадим был везде, где был я, но не на рисовании? Что не так? Не понравилось?

Мама вздыхает и садится на диван, складывает руки на коленях и пытается выглядеть расслабленной. Каждая минуты молчания — возможность что-то придумать, но я не хочу слышать ложь. Я пришел за правдой и не уйду, пока не получу ее.

— Расскажи мне правду, мама. Пожалуйста.

Намеренно подталкиваю ее к рассказу. Я наслушался сполна лжи, а Вадим доигрался до потери компании. Больше у меня нет желания слушать вранье и очередные байки о том, что мы просто были детьми. Лет до двенадцати это действительно было детское стремление быть лучше брата во всем, стать тем ребенком, о котором мечтает каждый родитель. Но это было в детстве, потом мы стали подростками и пакости друг другу были осознанней. Мы четко знали, куда ударить, чтобы было больно, понимали, как нужно действовать, чтобы сломать.

— Мы ему не разрешили. Папа запретил… — мама, наконец, нарушает молчание. — Уже тогда мы видели, что вы соперничаете друг с другом, при чем ты не проявляешь инициативу, а Вадим… будто специально тебя достает. Делает так, чтобы стать лучше во всем. Когда ты увлекся живописью и Вадим сказал, что хочет тоже, отец запретил ему. Сказал, что не оставит и цента, если он снова испортит тебе возможность заниматься любимым делом. Это… я настояла.

Ее голос дрогнул, мама нервно заломила руки и посмотрела на меня.

— Я была неправа, но… я защищала тебя. Ты был меньше, а Вадим почему-то решил, что ты лучше. Сначала в баскетболе, затем футболе, а потом и в живописи. Мы ничего не запрещали, но когда дело приняло кардинальный поворот — вмешались.

— Спасибо, что рассказала правду, — благодарю маму и собираюсь уходить, но она останавливает и просит поговорить с ней о том, что происходит.

Я рассказываю только краткое содержание, оставляя все мерзкие подробности за кулисами. Не хочу, чтобы она думала, будто между нами вражда, хотя на самом деле… происходит нечто большее.

Я люблю своего брата, но мы никогда не были близки настолько, чтобы провести вместе вечер или потусить с девчонками. Мы браться только по документам, хотя я знаю, что буду делать все возможное, чтобы предотвратить трагедию.

Выхожу из дома матери и еду домой. Вчера мы с Дашей немного перебрали, и мне пришлось оставить ее в нашей с Яной квартире. Открываю двери ключом и застаю девушку в своей рубашке, надетой на голое тело. Она варит кофе, а на кухне уже пахнет свежей выпечкой.

На мгновение просто теряю дар речи, пытаясь понять когда именно дал право распоряжаться здесь всем, надевать мои вещи и готовить.

— Доброе утро, — выглядит слишком бодрой для той, которая выпила вчера бутылку вина и только сегодня утром едва произносила слова.

— Что ты делаешь? — первое, что спрашиваю у нее. — Кто тебе разрешил взять мою рубашку?

Она поникает, смотрит на меня как преданная собачонка на своего хозяина, а я только и могу, что вздохнуть.

— Что происходит? — я спрашиваю, хотя сам догадываюсь.

Еще вчера стоило обратить внимание на ее поведение, на намеки, которые она бросала, на ненавязчивые поглаживания моего колена. Какой же я дурак!

— Прости, — выдает она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С какого перепугу ты решила, что я буду с тобой спать? Я намекал? Вел себя соответствующе? Что, Даша?

Взрываюсь, потому что к проблеме с братом добавляется неудовлетворенная женщина-юрист.

— Собирайся, — бросаю ей. — Пей кофе, доставай то, что испекла, забирай с собой и уходи.

— Макс, послушай…

— Пошла на хрен отсюда! — видит бог я хотел мягче, но вряд ли получится, потому что если женщина не понимает с первого раза, не поймет и после десятого. И уж точно не оставит попыток сблизиться.

Даша действительно уходит, а через минуту возвращается уже в своей одежде, достает из духовки печенье и делает очередную попытку:

— Может, я оставлю?

— Забирай, Даша. Я не стану с тобой спать, потому что у меня есть жена, не стану есть еду, которую ты приготовила. Я звал тебя за помощью по вопросам компании, а для удовлетворения своих фантазий.

Жестко, зато сразу понятно и обрывает все возможные фантазии.