Молчала и Грейс, переминаясь с ноги на ногу, волнуясь, ожидая осуждения, приговора, в котором она почти не сомневалась. Разве мог кто-нибудь после такого признания как-то иначе отреагировать на то, что она сделала – своими руками отравила мужа.

В какой-то миг ей захотелось убежать, скрыться от Эвана, чтобы он навеки забыл о ней, как и она о нем, если только у нее хватит на это сил. Однако ноги почти не слушались. В отчаянии, понимая, что ей уже нечего терять, раз все потеряно, она вскинула голову, взглянула ему в глаза и обомлела.

Никакого отвращения, или презрения, или горечи не было в его лице и в помине, напротив, по его удивленно круглым глазам, по ласковому выражению лица было ясно, что ее откровенность тронула его до глубины души. Он нежно взял ее за руку, явно пытаясь успокоить. У нее от неожиданности задрожали колени. Значит, в его глазах, в глазах любимого ею человека она не была чудовищем?!

– Ты не осуждаешь меня? – прошептала она.

– Грейс, милая, как я могу осуждать тебя? Я не вправе даже простить тебя, потому что тебя не за что прощать. То, что ты сделала, останется навсегда между тобой и Господом Нашим. И не мне судить об этом. Ты поступила мужественно, повинуясь чувству сострадания к ближнему. Ты оборвала цепь мучений Аластера, дала ему возможность уйти из этого мира, сделала то, что ему так хотелось.

От радости, внезапно охватившей ее, Грейс опять заплакала, но теперь это были другие слезы. В глубине души, в самом потаенном уголке сердца – нет-нет, конечно, она не считала себя правой – ей казалось, что сожалеть о содеянном напрасно и бессмысленно. Если бы она опять оказалась в таком же положении перед таким же выбором, Грейс поступила бы точно так же.

– Знаешь, он благословил меня перед смертью, – тихо вымолвила она.

– Что? – Эван не поверил собственным ушам. Величие и трагизм того момента, как и само признание, взволновали его.

Грейс тоже было нелегко говорить об этом. У нее застрял в горле комок, с трудом проглотив его, она повторила:

– Выпив вино, Аластер забылся, но перед смертью он открыл глаза, благословил меня и отошел в мир иной.

– Прости меня, – прошептал Эван. – Прости за то, что я невольно вынудил тебя во всем признаться. Но теперь я горжусь тобой, твоим мужеством, тем, что ты нашла смелость довериться мне, как бы тяжело тебе ни было.

От волнения у Грейс опять перехватило горло, она не могла говорить, а лишь молча кивала в ответ. Эван оказался настоящим человеком, намного лучше, чем она считала. Он обнял ее, и она доверчиво прижалась к нему, спрятала голову на его груди, согреваясь его теплом. Он был сильным и надежным – качества, которые женщина больше всего ценит в мужчине. Он приподнял ее лицо и взглянул прямо в ее глаза своими чудесными синими глазами..

Эван сделал то, что она ожидала: он поцеловал ее. Ей было хорошо в его объятиях, ее душа, истосковавшаяся по любви, встрепенулась, ожила и потянулась навстречу. Он целовал ее медленно, страстно, наслаждаясь каждым мигом, его поцелуи пробудили внутри нее знакомый огонь желания.

– Грейс, – выдохнул он.

От его хрипловатого ласкового голоса у нее приятно закружилась голова, и сладостная дрожь пробежала по всему ее телу. Эван взглянул ей в лицо и улыбнулся:

– Грейс, ты согласна стать моей женой? Учти, спрашиваю тебя в последний раз, – пошутил он.

– И ты еще спрашиваешь? – улыбнулась она, сияя от счастья. – Конечно, согласна, дурачок.

На Грейс обрушилось огромное, ни с чем не сравнимое счастье, оно кружило и несло ее в неизведанную даль, такую светлую, добрую и чистую, тогда как все темное, злое и грязное, одним словом, все плохое осталось позади, в прошлом.

– Я выйду за тебя, Эван. Более того, обещаю быть примерной женой, лучшей женой не только в Шотландии, но и на всем белом свете.

Искренняя клятва Грейс – стать лучшей женой на свете – вскоре подверглась неожиданному и серьезному испытанию. На четвертый день замужества ее начали одолевать сомнения, сможет ли она сдержать данное обещание. И заодно сможет ли она сохранить рассудок. Она была в полной растерянности. Ее надежды мало что не оправдались, они, можно сказать, рухнули. Ее положение казалось ей странным, необычным, совершенно не таким, каким оно ей представлялось. И всему виной был сам Эван. Он вел себя настолько странно, что она его не понимала. Он вдруг отдалился от нее, стал чужим. С ним произошла удивительная метаморфоза,

А как хорошо все начиналось. Какой счастливой и красивой она была в церкви с букетом полевых цветов в руках, с сияющим лицом повторяющей следом за священником слова брачной клятвы.

Во время бракосочетания в храме присутствовали воины Эвана и монахини – довольно необычный подбор свидетелей, тем не менее это никак не предвещало странного поведения Эвана. Отец Марк был бледен, руки у него дрожали, вероятно, его поразила столь быстрая и резкая перемена в образе мыслей Грейс и столь скоропалительная свадьба.

Впрочем, какое это имело значение?! Брак был заключен, и вот тут начались неожиданности. Эван куда-то исчез, приказав воинам охранять жену, Потянулись часы напряженного ожидания. Все в монастыре ждали отряда Кемпбелла, который должен был охранять монастырь от сумасбродств Родерика.

Когда воины Кемпбелла вошли в монастырские ворота, все не только облегченно вздохнули, но и издали общий радостный крик. Всеми овладели удвоенная радость и веселье – от свадьбы и от прибытия новых защитников.

Сложив с себя обязанности защитника обители, Эван, несмотря на поздний час, выступил со своими воинами в путь. Мнения Грейс на этот счет, как ни странно, он не стал спрашивать. Ехали они быстро. Первую ночь они провели на берегу небольшой речки, вторую – на краю оврага, окруженного по бокам высокими деревьями, третью – в узкой долине, защищенной холмами.

И все три ночи Грейс спала одна.

Все это как-то плохо умещалось в ее голове. Первоначальные удивление и растерянность сменили более тревожные мысли. Да и как было не встревожиться, если было непонятно, что все это означает. Грейс не страдала тщеславием, она не считала себя неотразимой красавицей, но знала, что Эван любит ее. Какие тут могли быть сомнения, достаточно было только вспомнить, как он целовал ее, не говоря уж об огне желания, который явственно угадывался в его глазах.

И вот как только они поженились, все в корне изменилось. Эван был воплощенной вежливостью, почтительностью, но никак не влюбленным мужем. Он даже избегал ее, так, во всяком случае, казалось Грейс. Почти все время он ехал вместе с воинами, ужинал тоже вместе с ними и разговаривал больше тоже с ними, а не с ней.

Она никогда не оставалась наедине с ним, даже по ночам, что совершенно сбивало Грейс с толку. Днем, пока они лесами и долинами ехали на север в Тайри, она мучительно размышляла над причиной столь странного поведения. Эти мысли не давали ей покоя, она никак не могла понять, почему все идет не так, как должно было идти.