Разложив малыша, гуттаперчевого, как тряпичная кукла, в его кроватке, Клод на цыпочках ушел вниз. Его помощь не понадобилась, но он помыл руки и стал под диктовку скаченного из интернета текста, который озвучивал для него Роберт, делать соус из молотых помидор, молотого чили и укропа к пельменям. От сбя Софья посоветовала, вспомнить, как соус делала ее мама, добавить уксуса.

Когда пельмени извлекли, все так объелись, что осоловели и поплелись спать. Но наверху заплакал проснувшийся малыш, и Соня извлекла его из кроватки, перенесла к ним с Клодом в спальню и сама отправилась мыться, предоставляя Клоду целовать мальчика в пузико и гладить по головке.

Когда она вернулась в одном полотенце, в ванную пошел Клод. Малыша он ополоснул под душем на пляже, поэтому снова его мыть смысла не было. Соня положила гугукающего Фрэдика на середину постели и накрыла его прихваченным из ванной в руках сухим полотенцем. Но малыш его откинул ручонкой, вцепился в край мокрого на Софье и стянул полотенце на простыню, а сам потянул ручонки к Соне, как бы прося взять его на руки. И …припал к ее груди.

Лицо у Сони стало беспомощным и растерянным. А Клод быстро побежал на кухню за бутылочкой со смесью. Он вернулся быстро, и Соня с трудом отлепила малыша от соска и подсунула ему бутылочку, продолжая держать ребенка у груди. Насосавшись, мальчик начал засыпать. И Соня положила его между ними с Клодом. Но кроха тут же повернулся к ней со словом «мама», сказанным очень ясно и громко.

Соня от неожиданности застыла, потом издала горлом какой-то странный звук и притянула мальчика к себе. Клод же почувствовал, что в этот момент какой-то общий теплый купол накрыл их всех троих. Это Ангелы сомкнули над троицей крылья, поцеловал малыша в попу. Погладил по голове любимую.

– Со словом «папа» придется подождать до утра, – пошутил он. И вся компания заснула «сном младенцев» в восемь утра. А с утра Клод должен был ехать в церковь, чтобы покреститься в Православие, пока Соня наряжается к свадьбе и делает прическу.

Утром Клод встал тихо, не поев, лишь умывшись, отправился в церковь, чтобы к восьми прийти на свое крещение. Он выбрал ближайшую к дому родителей православную церковь, когда занимался организацией венчания. Церквушка на улице Карлтона, носящая имя Святого Георгия стоит среди жилых домов и внешне на них походила. Не было в ней ни золоченых куполов, не знаменитых икон, ни роскоши внутри, как в тех церквях, которые на территории России. Здесь крыша со скатами, закругленные сверху окна, внутри под потолком балки темного цвета, скорее напоминающие немецкие жилые дома. Невысокое крыльцо вело к двери, которую можно было бы себе представить и в обычном жилом особняке.

И только как всегда с византийской роскошью оформленные прекрасные иконы отличали ее от остальных храмов города.

Говорил священник, имя которого Клод пытался вспомнить, на неплохом английском. Его родным был русский и хорошо он освоил греческий. Мужчина средних лет в красивом ало-золоченом облачении встретил его в компании служки. Все уже было готово для обряда. Поэтому Клод снял пиджак и рубашку, остался в брюках и майке – ведь на него будут брызгать водой, как сказал ему служка. Чаша была красивой, сделанной под старину.

Священник что-то зычно читал, водил Клода по кругу вокруг купели, после молитв брызгал на него водой с чего-то вроде длинноворсной кисточки или конца плетки, возлагал на голову что-то матерчатое с вышитыми словами. Все было красиво и как-то очень торжественно, возникало чувство приобщение к чему-то светлому и прекрасному. Очень понравилось Клоду, и смотреть на необычайной выразительности иконы. Серьезные, красивые лица, взирающие с них, словно становились родными по мере продвижения концу обряда. Ангел Клода порадовался опаданию в Храм. Любовь и явление Ангелов подвигло его на такую перемену. Раньше он верил только в свои силы. Теперь знал, как они ничтожно малы по сравнению с теми, что есть у Царствия Небесного. И теперь прежнее безверие он воспринимал, как юношескую лигу в спорте. А теперь он входил в мир взрослых не только телом, но и душой. Он первый раз осознал ответственность перед небом не как нечто абстрактное, но очень конкретное. Он родился зачем-то, есть в этом некий замысел. И надо постараться его не испортить.

Когда с каким-то новым для него – просветленным и возвышенным лицом Клод снова переоделся после крещения и вышел на улицу, то первое, что увидел, это ту красотку из «глянца», которой проговорился о свадьбе на пляже, и с нею пожилого потрепанного фотографа. Лицо его вытянулось.

– Как я рад, что вы здесь в одиночестве, – констатировал Клод.

– Могли бы закончить фразу так: «как я рад вам».

– Я к тому, что я только что крестился в православие, а не женился. Свадьба у нас в другое время.

Да, я узнала в Епархии. Ответила серьезно не выспавшаяся девушка. Хотела узнать только имена ваших свидетелей на свадьбе, чтобы во время церемонии не мешать обряду. И схожу договориться со священником, чтобы не запрещал снимать наложение венцов.

– Боже, я и забыл про свидетелей, огорчился Клод.

Хотите, я буду свидетельницей со стороны невесты? Тут же сообразила девушка, заодно и попаду на фото в журнале. А кого позовете Вы? – деловито открыла она блокнот.

Клод усмехнулся ее расторопности и тому, что свои желания она сразу оформляет, как возможности. Он уважал профи любом деле.

– Сейчас, спрошу у невесты, хочет ли она в свидетельницы собирательницу сплетен.

– Если журналистика существует, значит, Бог не против, – уверенно заверила дива прессы. Даже ее хмурый спросонья фотограф, наконец, улыбнулся. И стало видно, что коллегу свою он обожает.

Софии взяла трубку тут же и закричала: Поздравляю с Крещением, любимый. Мы теперь с тобой у Бога в одном файле.

Отсмеявшись, Клод продолжил:

– Звоню тебе потому, что мы с тобой забыли, что в ритуале участвуют друг и дружка. Я сейчас позову Питера из нашей сборной. А тут одна бойкая журналистка хочет стать твоей дружкой. Я на пляже ей проговорился, что завтра свадьба, так она разыскала где. Хочет эксклюзив. И если не позвать ее тебе в подружки невесты, точно «сольет» коллегам и накликает на нашу голову и телевизионщиков. И тогда уж точно родителей Жизель оскорбит, что я женился так скоро после ее смерти столь публично. А девушка…э – он повернулся к журналистке и прошептал в ее сторону:

– Забыл, как вас зовут.

– Ирэн Люпен – заботливо подсказала она, слишком близко приблизив губы к его уху.

Клод продолжил говорить с Софьей: – Так вот, эта Ирэн Люпен работает в глянцевом журнале, его вряд ли читает мать Жизель, а уж тем более ее отец. Но зато оба точно много часов в день смотрят телевизор.

– Конечно, зови Ирэн, надеюсь, она хороший человек. Или хотя бы не злой.

Ирэн, которая слышала, стоя рядом, все, что говорила Софья, ухмыльнулась и ответила в трубку Клода, опять же слишком близко придвинув свои губы к его губам: