– Главное, чтобы ты, как журналистка, не придумала байку, что Софии вышла замуж за Тауба юниора. Потому что такие объятия и срывание одежды характерны для лиц достигших двадцати одного, а не одного года.

Клод сделал вид, что ревнует:

– Эй, пацан, давай подеремся за нее. – Папаша нежно протянул руки к мальчонке, собираясь его забрать с груди Софьи. А тот с разворота ударил уму по руке кулачком. Клод, как и все, изумился.

– Да, соперник у меня сильный, я уступаю ему свою любовь. Минут на пятнадцать, не больше.

Соня блаженно вздохнула, поцеловав ребенка в вихрастую макушку.

– А через пятнадцать минут что будет? Запрыгнешь мне на ручки, – пошутила она, метнув кокетливый взгляд в мужа.

– Ты будешь держать на руках Фрэди, а я возьму на руки тебя. Довольна?

– А то!

Все присутсвующие снова рассмеялись. А Клод так и поступил, когда приехали в ресторан.

Он внес в него жену на руках под улюлюканье гостей, а когда поставил – на груди все узрели вместо кружевного лифа платья невесты завернутого в фату малыша. Матрешка, да и только. Благо, он уже почти уснул, и вскоре для свадебных фото удалось восстановить былую прическу с фатой. а Фрэд с бабушкой и дедкой расположились за отдельным столиков на диване в уголке ресторана: и не так шумно, и есть можно, и за ребенком удобно присматривать.

Тосты длились недолго – гостей то было на свадьбе всего двадцать. Так что вскоре все стали танцевать. Клод позволил раз провести в вальсе Соню своему отцу, потом свидетелю жениха. Но потом уже сам кружил ее, целуя в губы и шею. И обоим уже было невмоготу терпеть желание.

– Я сойду с ума сейчас, – честно сдавленным голосом пообещал Соне на ухо любимый.

– У меня ноги подкашиваются и голова кругом. Но что делать, снять номер в отеле поблизости? Смотаться домой?

Я спрошу у администратора ресторана, есть ли у них какое-нибудь уединенное помещение, кроме туалета.

Клод отошел вглубь ресторана, и вернулся с каким-то ключом очень счастливый.

– У них есть бельевая комнате, где хранятся чистые скатерти и полотенца. Там есть диван.

Диван оказался небольшой софой с одной боковой спинкой. Поэтому Клод повалил Соню на стопки скатертей, плотно пригнанные одна к другой в нише в стене. Клод поспешно усадил на среднюю кипу Соню и накрыл ей голову капроновыми юбками и врезался в длинным стоном во влагалище Софи, едва стянув трусы, утоляя острый голод после двух дней. Но как только он стал двигаться внутри, то сразу кончил – слишком велико было напряжением. И только после этого влюбленные смогли сладострастно, со смаком и не торопясь целоваться. Лиф Сониного платья стал частью юбки. Клод водил губами по оттискам кружев на нежной тугой кожей, пока не достиг сосков. Соня, которая только постанывала при поцелуях вскрикнула и выгнулась всем телом. Клод сжал зубами и оттянул сосок, стиснув грудь. И тут же тихая, разморенная нежность сменилась гулкими ударами сердца прямо об руку Клода, сжимающего левую из ее длинных, но торчащих от возбуждения вверх грудей.

Пока снова член Клода, так и пребывающего в рубашке и смокинге, не набух. Тогда он расстелил на полу средней величины полотенце, поставил Софью на колени и снова задрал капроновую юбку на голову:

– О-о-о! взвыл он, войдя в горячие волны влагалища. – Теперь я буду испытывать оргазм во время каждого балета «Лебединое озеро».

– А я вообще при виде балетной пачки, – томно пропела из под юбки-пачки Соня. Но на этом шутки кончились, и начался долгий, нарастающий до неимоверных скоростей движения жесткий секс.

Оба бормотали что-то будто резкое и злое, поскольку хотелось скорее большего, хотя непонятно чего, вскрикивали он неожиданных поворотов члена. И только когда в головах и телах застучало изнутри молотом, они откинулись на пол, тяжело дыша и стирая пот и прочие выделения кухонными полотенцами.

Клод, одевшись, скатал их в рулон, чтобы кто-то из персонала не увидел и понес их администратору.

– Придется мне за них заплатить, сказал Клод, выбрасывая при немолодом армянине их в урну и протягивая ему двести долларов.

– Не надо. Ты же чемпион по гимнастике. Будет мне сувенир в виде твоей спермы.

Нет, заберу с собой. Это теперь принадлежит только моей жене, сказал Клод, вынимая полотенца из урны. Выброшу в контейнер за кухней. Туда он и пошел, ведь Соня еще была в туалете – наносила заново смазанную косметику.

Ангелы тоже переместились в коридор, наблюдая, не подглядывала ли Ирэн в замочную скважину. Ее Ангел предупредил, что она хотела сфотографировать на мобильник их акт. Но за ней в коридор вышел Питер и отвлек собственными поцелуями от съемок чужого секса. И оба, словно захмелевшие, на подгибающихся ногах, вернулись к гостям, чтобы никто не стал искать молодоженов.

Их искала Роберта. Она уже измучалась успокаивать малыша Фреди, который не просто плакал, а вопил: «Мама, мама!!!» на весь зал ресторана басом, не свойственным малышам.

Питер пошел искать комнату, в которой уединились жених с невестой. И застал за дверью полный страсти вопль Клода. Дал минуту на одевание и постучал в дверь, прокричав через нее:

– Фрэд вопит и требует маму.

Растрепанные молодожены выскочили за ним вслед, не успел он пройти и пол коридора, на ходу поправляя прически (о фате речь не шла, ее нес в руках Клод вмст с ободком. Соня последние метры пробежала и окунулась в объятия Роберты, сунувшей ей в руки малыша текущими по щекам слезами. Соня тут же начала осушать их поцелуями, в перерывах бормоча что-то на самом индивидуальном языке, единственном между каждой матерью и ее ребенком.

Роберта подошла к Клоду, подозвала жестом руки и мужа присоединиться к ним. Все трое устроились на диване. И она, посмотрев на сына, выдавила из себя с большим трудом:

– Не думала, что скажу эти слова когда-нибудь, но, посмотри на мое платье: оно мокрое от слез Фрэди насквозь. Он жил с нами пару месяцев, никогда так не плакал при разлуке. У него было такое горе, что не передать словами. Вам придется взять малыша с собой в Турцию. Ничего, сейчас многие путешествуют с совсем маленькими детьми. Но ребенку, который наконец обрел маму терять ее труднее, чем когда умерла мать настоящая – он ее не любил, как и она – его.

Мы возьмем его с собой, мамочка, Клод поцеловать мать в щеку, – я понимаю, какая это жертва с твоей стороны и очень ценю. Мы хотели избежать для него опасности, но его страдания без нас не менее опасны, судя по его реакции. Я сам чуть не потерял Соню и испытал такую боль, которая уж точно не под силу перенести ребенку.

До этого моложавое лицо Роберта сжалось, как печеное яблоко.

Роби, ты просто… ты просто необычайно жертвенный человек. Я прожил с тобой столько лет и не знал этого. – Он повернулся в Клоду: Если вы через месяц не вернетесь сюла, мы с твоей мамой нагрянем к вам в гости. А если вообще туда переедите – то и мы тут все продадим и отправимся в Аланью покупать себе особняк. Мы так мало путешествовали, что пора начинать.