Появилась в доме, к вящему неудовольствию Сэл Ходжес, и новая жилица, итальянка Карлотта, которая все чаще и чаще занимала место Сэл в постели Профессора. Мало того, Сэл еще и получила задание: обучить «латинскую тигрицу» — как называл девушку Мориарти — этикету, манерам и моде.

Что касается другого дела, то все старания отыскать в жизни инспектора Кроу что-то предосудительное закончились полным провалом. Полицейский был безгрешен и за все годы службы не запятнал себя ни взяткой, ни малейшим отступлением от закона.

Полли Пирсон все еще печалилась по Гарри Алену, а Бриджет Спир прибавляла в объеме. Сам же Спир с утра до позднего вечера занимался делами возрождающейся криминальной империи и ежедневно отчитывался перед Профессором, который, с присущим ему безошибочным чутьем, наставлял своего начальника штаба. Шлайфштайн и его шайка по-прежнему томились в Бермондси, хотя и в условиях относительного комфорта, но в полной изоляции от внешнего мира. В свободные часы Мориарти репетировал трюки, позаимствованные из книги профессора Хоффмана «Современная магия», и каждый вечер уделял по меньшей мере один час подготовке и совершенствованию нового образа, перевоплотиться в который ему предстояло лишь через несколько месяцев.

Шла вторая неделя декабря, когда в дом на Альберт-сквер вернулся Гарри Аллен.

Учителем Гарри Аллен не хотел быть никогда. Да его и не тянуло к этой профессии — может быть, потому что его собственный школьный опыт приятных воспоминаний не сохранил. Избалованный сын небогатого сквайра, он провел некоторое время в Оксфордском университете, где отметился лишь склонностью к пьяным кутежам и ничегонеделанию.

Довольно симпатичный бездельник, Гарри, после смерти отца, оставившего по большей части только долги, впервые в жизни оказался в положении, когда ему пришлось опираться лишь на собственные скудные ресурсы. Хорошо сложенный молодой человек со слабостью к женщинам, выпивке и азартным играм — именно в таком порядке, — он без особенного труда устроился учителем в небольшой частной школе в Бэкингемшире. Природное добродушие отнюдь не мешало ему практиковать в отношении подопечных ту же жестокость, которую он испытал несколькими годами раньше на собственной шкуре.

Падение последовало вскоре после того, как Гарри обнаружил, что его скромного жалованья совершенно не достаточно для удовлетворения естественных потребностей в удовольствиях. Мистер Аллен опустился до мелкого воровства у своих учеников, а когда и это не принесло нужных результатов, перешел к обычному вымогательству.

Директор школы и ее владелец, человек пожилого возраста и мягкого характера, знал о происходящем, но, заботясь в первую очередь о дисциплине, в течение долгого времени предпочитал закрывать глаза на творящиеся безобразия. Однако — и таков порядок вещей — день расплаты в конце концов наступил. В случае с Гарри Алленом воздаяние пришло с неожиданным и внезапным появлением трех родительских пар, обеспокоенных тем, что их отпрыски постоянно жалуются на возрастающие поборы и прямой отъем денег. Правда вышла наружу, возмущенные родители потребовали незамедлительно предать провинившегося наставника суду магистрата.

Аллен бежал в столицу, где на протяжении почти трех лет вел жизнь мелкого преступника, занимаясь делами отнюдь не соответствовавшими его природным талантам — включая год тюрьмы, — пока Спир не приметил и не привел способного молодого человека к Профессору.

И вот теперь Гарри Аллен вернулся из Парижа — модно одетый, щеголеватый, с большим чемоданом и довольной физиономией, ясно показывающей, что распоряжение Мориарти исполнено.

В кухню новость принесла Марта Пирсон, и, услышав ее, Полли впала в такую рассеянность, что Бриджет Спир пришлось пригрозить несчастной самыми жестокими карами, ежели она не возьмет себя в руки и не сосредоточится на работе.

— Мне бы только подняться наверх да взглянуть на него одним глазком, — ныла бедняжка. — А с овощами я потом одна управлюсь.

— Он и сам спустится, как только освободится, — отвечали ей. — Хозяин вызвал его к себе в кабинет и отпустит не раньше, чем выслушает.

Отчитаться Гарри Аллену и впрямь предстояло о многом, но когда двое мужчин остались одни за запертой дверью, охранять которую было поручено Уильяму Джейкобсу, первым вопросом Мориарти был следующий:

— Она у тебя?

— Разумеется, сэр. Она у меня, и, полагаю, вы не будете разочарованы.

С этими словами Гарри открыл чемодан, убрал в сторону лежавшие сверху вещи, вытащил деревянную панель размером тридцать на двенадцать дюймов и повернулся с ней к Мориарти.

Профессор невольно затаил дыхание. То, что он увидел, было лучше того, что он ожидал. Результат превосходил даже то, что он представлял в самых смелых мечтах. С деревянной панели на него, загадочно улыбаясь, смотрела Джоконда, Мона Лиза. Картина выцвела и потрескалась, но по-прежнему манила и завораживала. Мягкие карие глаза притягивали и не отпускали, а служивший фоном пейзаж лишь подчеркивал ее красоту — величие и достоинство как противопоставление дикому ландшафту.

В первый момент Мориарти даже не отважился прикоснуться к картине. Похвальбы Лабросса были не напрасны. Он не только перенес на копию гений Леонардо — за несколько недель само творение как будто чудом состарилось на почти четыре сотни лет.

— Изумительный образец подделки, — прошептал Мориарти, не в силах оторваться от шедевра.

— Просто не верится, — добавил Аллен. — Посмотрите, даже трещинки воспроизведены с полной точностью.

Мориарти кивнул и, подойдя ближе, принялся внимательно рассматривать паутинку трещинок, свидетельствовавших овозрасте портрета.

— Все остальное на месте?

— В правом нижнем углу. — Гарри указал пальцем. — Надо лишь стереть краску.

— Лабросс?

— Он вас больше не побеспокоит.

— Хорошо. А теперь, Гарри, рассказывай. Ты никого больше не привлекал?

— Все было сделано, как вы и приказали. Обошелся своими силами. К концу с ним стало совсем трудно: работал медленно, пил все чаще, требовал девушек. Пришлось проявить твердость. — Гарри улыбнулся, очевидно, вспомнив какой-то забавный эпизод. — Так или иначе, на прошлой неделе работа была закончена, и он сказал, что ее нужно оставить на неделю, прежде чем показывать вам. Я согласился, а через три дня предложил отметить успех. Ему захотелось сходить в «Мулен Руж». Народ туда идет разный, и богачи, и щеголи; кто-то посмотреть танцы, кто-то познакомиться с нужными людьми. Что притягивает в это заведение, так это какая-то особенная атмосфера опасности. И, конечно, канкан. Господи милостивый, Профессор! Какой танец! Какие девочки! Словами не передать — это надо видеть. Я думал…

— Об этом гнезде разврата расскажешь потом. Я его уже видел. Надеюсь, моя старая знакомая, Ла Гулю, в добром здравии? Сейчас меня интересует Лабросс.

Аллен заметно вспотел.

— Ну так вот, отправились мы в старый добрый «Мулен Руж». Должен сказать, вечер удался. Все, кто надо, были на месте, даже этот чудной художник, Лотрек. Я пил в меру, а Лабросс дал себе волю. Устроил себе прощальную вечеринку. Потом я притащил его в студию, где и застрелил, когда он уснул. Чисто и аккуратно, в затылок. Завернул в простыни и покрывало, запихнул в сундук и с этим сундуком вернулся. — Гарри положил на стол багажный билет. — Ждет, когда ж его заберут. На вокзале Виктория. Думаю, надо бы побыстрее, пока не протух.