Не придумав для себя никакого занятия, я потянулась к дивану, и тут зазвонил телефон в прихожей. Шлепая в том направлении, я прикидывала, кто это может быть. Первым в списке значился хриплый дядя с угрозами, потом шли родители, Димка и подруги. Через мгновение я смогла поздравить себя с полным отсутствием интуиции. Красивейший голос, от которого млели женские сердца, произнес:

— Мужской клуб «Эгоист».

Ни тебе «здравствуйте», ни «как дела», ни объяснений, чего я в этом клубе забыла. Обычно Берсеньев словоохотлив, но тут решил экономить на фразах. Потоптавшись возле телефона, почесав за ухом и дважды чертыхнувшись, я схватила куртку.

Мужской клуб для меня место диковинное, и, подъехав к нему на такси, я направилась к дубовым дверям с некоторым опасением: если клуб мужской, меня, чего доброго, не пустят. Удар по самолюбию, хоть и незначительный, но для девушки, интеллигентной и скромной, безусловно, неприятный. Дверь оказалась заперта, и это подтвердило худшие подозрения. Заметив дверной звонок, я дважды надавила на кнопку, дверь незамедлительно открылась, и меня впустили, даже не спросив, что мне здесь понадобилось. По соседству пасся молодой человек в темном костюме, белоснежной рубашке и бабочке. Окинул меня взглядом с головы до ног и вкрадчиво спросил:

— Вы к господину Берсеньеву? Он ожидает вас в гостиной. — И торжественно направился к распахнутой настежь двери, предлагая следовать за ним.

Мое представление о мужском клубе оригинальностью не блистало. Что-то вроде борделя, где девчонки посимпатичней, а мужики побогаче, но обстановка скорее напоминала масонскую ложу или рыцарский орден. На стенах щиты с девизами, оружие (надеюсь, бутафорское, иного пьяного клиента не так легко утихомирить) и даже знамена, бог знает каких стран и армий. Таинственный полумрак и тишина, даже собственных шагов я не слышала.

Гостиная навевала воспоминания о пятизвездочном отеле. Тишина и здесь была как в читальном зале. Полы устланы толстыми коврами, повсюду одинаковые кресла, вольтеровские, поставленные так, что сидящих в них людей не видно. Я даже решила, что никого здесь нет, но тут заметила облачко сигаретного дыма, поднимавшееся из-за спинки одного из кресел. Приглядевшись, я увидела чьи-то ноги в темно-коричневых туфлях с острым носом.

Сопровождавший меня мужчина подошел, склонился к обладателю туфель и что-то прошептал, а потом кивнул мне:

— Сюда, пожалуйста.

Обойдя кресло, я увидела Берсеньева. Левая нога закинута на правую, в руке сигарета, на низком столике справа бокал с коньяком и сложенная вчетверо газета. Боясь нарушить священную тишину, я пристроилась на кончике соседнего кресла. Метрдотель, или кто он здесь, вновь наклонился к Берсеньеву, загадочно шепча, Сергей Львович повернулся ко мне и спросил:

— Что будешь пить?

— Мартини с водкой взболтать, но не перемешивать, — отбарабанила я с самым серьезным видом. Парень смотрел на меня в замешательстве, перевел взгляд на Берсеньева, тот едва заметно пожал плечами:

— Вы слышали…

Парень удалился, а я повертела головой с восторгом и тихой завистью к чужим деньгам.

— Нравится? — спросил Берсеньев.

— Охренеть, — кивнула я.

— Будь добра, сдерживай свои эмоции, люди здесь к шуму не привыкли, — нахмурился Берсеньев, но как-то чувствовалось, что и на здешних, и на прочих людей ему наплевать.

Мне принесли мартини, я сделала большой глоток и закашлялась. Берсеньев треснул меня по спине.

— Полегчало?

— Не особенно. Но все равно круто. Сегодня я девушка Бонда. И все остальные девушки мне завидуют.

— Да, повезло тебе. Не догадываешься, зачем позвал?

— Ну, это тупому ясно: будем спасать мир?

— Можно попытаться, — усмехнулся Берсеньев, сгреб газету и, развернув ее, ткнул пальцем в статью, подписанную бывшим. — Это правда? Вы с сестрой ввязались в расследование и в результате она теперь в больнице?

— Тебе-то что? — удивилась я.

— Могу помочь, — ответил он, а я подумала, что моя догадка об их взаимоотношениях с Юдиной не лишена оснований. Наш красавец засуетился.

— С чего вдруг?

Он поднял брови, вроде бы удивившись.

— А ты подумай.

Думала я недолго. Вдруг явилась глупая мысль: может, у этой наглой сволочи кое-какие человеческие чувства сохранились? И я решила блеснуть догадливостью.

— В твоей душе теплится любовь к моей сестре и тебе не нравится, что в нее стреляли?

— Вполне в духе такой сентиментальной дуры, как ты, — кивнул он с заметным огорчением.

— Чего ж тогда? — спросила я с обидой.

— Скучно, — пропел Берсеньев и широко улыбнулся. — Жизнь бизнесмена весьма однообразна… Ну, и много нарыть успели?

— Да пошел ты, — разозлилась я.

— Ты девица средних умственных способностей и с большим самомнением. Сестра немного поумней, но она в больнице. Ты будешь кружить в трех соснах, пока тебя тоже не пристрелят.

— Тебе от этого только польза, — сказала я.

— Тоже мне противник. — Он постучал пальцем по газете, лежавшей на столе, и добавил: — Все, что здесь написано, полная хрень.

— Как изысканно ты выражаешься.

— Хочешь совет? — не обратив на мои слова внимания, вновь улыбнулся Берсеньев. — Ищи бабло.

— Какое бабло? — усмехнулась я. — В статье ни слова о деньгах.

— В этом все и дело. Оттого ничего путного из вашего расследования не вышло.

— Откуда тебе знать?

— Догадываюсь. Расскажи — и проверим, прав я или нет.

— Нашел дуру, — фыркнула я.

— Как знаешь. Одна ты все равно не справишься.

— Допустим, я почти что идиотка, а ты умник, какое бабло я должна искать?

— Обычное. У одних людей есть деньги, и они хотели бы их сохранить, у других нет, и они мечтают их получить. Прикинь, кто хотел сохранить, кто получить, и через пару дней схватишь убийцу за руку. — Берсеньев весело мне подмигнул, а я приуныла.

— Нет там никакого бабла.

— Да ну? А если подумать?

— Хоть голову сломай, все равно хрень получается, — решила я пожаловаться на жизнь.

— Это потому, что ты идешь по самому простому пути, все события связываешь в один узел. Как старший товарищ, доверительно сообщаю: видимость правды и правда — вовсе не одно и то же.

— Допустим. Но тогда вовсе ничего не получается.

— Если не получается, начни сначала. И рассматривай каждое дело по отдельности. Вот и все.

— Умно. А ты в прошлой жизни кем был, частным сыщиком?

— Я много хуже, — скривился Берсеньев.

— Почему-то я так и подумала. Ладно, последую твоему совету. Ты был дружен с Юдиной?