Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сначала ручник правильно держать научись, а там видно будет.
«Ручник» на языке дальзаводских судокорпусников – обыкновенный молоток. Оказывается, Евгений всегда, если приходилось дома забить гвоздь или еще как-нибудь употребить молоток в деле, держал его неправильно и поэтому неправильно им работал.
Поэтому и ручник: прирученный, безоговорочно послушный человеку молоток, который никогда не ударит своего хозяина по пальцам.
Научиться так работать – нелегко. Но, научившись, эту науку уже никогда не забудешь. Она впитывается в тебя на уровне рефлекса – на всю жизнь. Так, усвоив уверенную езду на велосипеде, можешь потом десять – двадцать лет не садиться в седло. А усевшись – поедешь легко и безбоязненно.
Бригадир едва сдерживает Евгения. А так хочется взяться сразу за ответственную и важную работу!
Наконец ему присвоили рабочий разряд. Чувствует себя настоящим судокорпусником.
Наверное, поторопился чувствовать.
Пришел в бригаду новенький, Вася Мамонов. При работе в паре с ним Евгений – старший. Гордится, но старается не подавать виду. Работа, казалась бы, простенькая: смонтировать бетономешалку. Неизвестно почему, но дело не заладилось с самого утра. Василий предлагает:
– А если сделать не так, а вот эдак?..
Евгений молчит. Подумаешь, первый день на заводе, а уже пытается его учить. Промучились до обеда, а «воз и ныне там».
Поборов собственную гордость, после обеда работает так, как предложил Василий. Злится, но работа идет на лад.
Делает вывод: нос задирать еще рано, еще многому следует учиться и не пренебрегать советами новичка.
И вообще зазнайство – не лучший спутник в труде и жизни в целом.
Вечером – в институт. Евгений, как и все его однокурсники, страдает хронической нехваткой времени. Они все, в том числе и преподаватели, чувствуют, что учебная программа перегружена заводской практикой сверх всякой меры. Но изменить что-либо – не в их силах.
Началась сессия.
Волнуются очень: первая сессия в жизни. К тому же они не только учатся, но еще и работают. Но, на удивление, сессию сдают хорошо.
Наивно думают, что им помогло полкило кускового сахара на двоих, который они с соседом по комнате съедали каждый раз перед экзаменом. Услышали как-то по радио, что сахар способствует умственной деятельности…
Евгений после лекции добирается наконец в общежитие. Поздняя ночь. Устал предельно: весь день пришлось в доке кувалдой «махать», потом высиживать на лекциях, добросовестно конспектируя ученые откровения преподавателей. И все это под гнетом хронического недосыпания и убийственного желания бросить все и сейчас же, немедленно завалиться спасть. И вот наконец он бредет по знакомому коридору общежития. Мысль одна: умыться и в койку.
Ан нет. Из шумной комнаты вываливается какой-нибудь великовозрастный Федя и, разглядев его сквозь туман хмеля, перегораживает коридор:
– Студент, дай трояк на «черпак»…
Как изволите поступить в данном случае?
В кармане брюк тренькают последние перед зарплатой восемьдесят четыре копейки. Их хватит на оплату проезда на трамвае (если не умудрится проскочить «зайцем»), на утренний завтрак в заводской столовой (порция манной каши и стакан чая – шестнадцать копеек, а хлеб и горчица с солью стоят на столиках и всегда бесплатны) и на комплексный обед (борщ, макароны по-флотски, стакан так называемого кофе с молоком – все это вместе тянет на пятьдесят одну копейку). Ужинать он надеется на полученную зарплату.
К тому же, откровенно говоря, не хочется ему давать этому «пропивашке» не только три рубля, которых в настоящий момент у него нет, но и последние восемьдесят четыре копейки, которые сейчас при нем. Не хочется, потому что, во-первых, он не просит взаймы три рубля, а требует «дать» их ему. Получается, что Евгений обязан выплатить этому заполуночному гуляке и его компании какую-то дань, невесть кем узаконенную. А, во-вторых, потому, что деньги он требует на явно никчемное и откровенно вредное, бесполезное дело.
Но Евгений понимает, что в коридорной ситуации отвечать встречному пьянчужке даже мимолетной грубостью – нарываться на скандал и даже на драку. И он лукавит:
– Подожди минутку, я сейчас у парней в комнате спрошу…
И пока одурманенный водкой сосед осмысливает сказанное, он уже в своей комнате. Через пару минут в спортивных брюках-трико, в майке и шлепанцах на босу ногу, с полотенцем через плечо и умывальными принадлежностями в руке он выходит из комнаты. Гуляка терпеливо прислонился в коридоре к стенке. Увидел его и спрашивает:
– Слышь, пацан, к тебе в комнату студент не заходил?
– Нет, – отвечает, – не заходил.
На следующий день Евгений увидел в цехе полуночного знакомца. Лицо бледное, хмурое. Глаза то ли от пьянки, то ли от недосыпа воспаленные, красные. Но работает яростно, обрабатывая заготовки листовой стали для будущей обшивки корабельного борта. Евгения увидел, тоже узнал. Оторвался от работы, жадно отхлебнул от запотевшей кефирной бутылки и, неожиданно, поблагодарил:
– Правильно сделал, студент, что не дал трояк. Та бутылка была бы мне лишней…
Этот, слава богу, осознал. Но случалось иначе.
Долгожданное воскресенье Евгений проводит с утра и весь день напролет в читальном зале. Вечером проголодавшийся, с тяжелой от начитанности головой терпеливо выстаивает длиннющую очередь в столовой общежития. А тут, как нарочно, десяток парней, шумно и бесцеремонно расталкивая очередь, рвутся к прилавку раздачи. Все видят это откровенное безобразие, но все молчат. А он не выдерживает:
– Парни, имейте совесть! Здесь все голодные. Все хотят быстро покушать, не только вы…
В ответ неразборчивое бурчание, тяжелые взгляды. Но нарушать очередь наглецы перестали, чинно заняли свое место в самом конце. Казалось бы, инцидент исчерпан.
Но не тут-то было. Отужинав, Евгений заходит в коридор общежития, а «пристыженные» им уже толкутся здесь, его поджидают. «Великолепная» десятка. Увидев его, окружили волчьей стаей: вот-вот кинутся, забьют-затопчут. Он прижался спиной к стене: главное, не получить удар сзади, да еще по голове.
Мимо них тенями прошмыгнули двое парней: соседи по комнате. Увидели, мгновенно оценили ситуацию и растворились призраками. Поистине друзья познаются в беде: никто из них не пожелал получить по физиономии. Разбирайся, мол, сам.
Он не стал ждать, когда на него нападут. Ударил первый. Для «волков» этот выпад оказался неожиданным: один в нокауте, второй – в нокдауне, а он в этот миг прорвался на лестничную клетку, но не побежал, встал в боксерскую стойку: нападайте!
Но «храбрецы», поняв, что не на того нарвались, решили на рожон попусту не лезть. Осознали. Матерясь и угрожая, вытолкнулись в узкую дверь на улицу.
А Евгения душила обида и на «врагов», и на прошмыгнувших мимо «друзей». Тогда он еще не знал, что друг – это не тот, кто способен за пару дней до получки снисходительно дать тебе в долг три рубля. И не тот, кто в течение нескольких лет терпеливо делит с тобой комнату в общежитии, не скандаля и примиряясь с твоим характером. Значительно позже, пережив множество передряг, он узнал истинную стоимость дружбы и слова «друг». Но так обидно, как после этой стычки с десятком трусоватых подонков ему никогда больше не было.