«Лучше бы это сделала ты, – ответила я ей. – У тебя это лучше получается, чем у меня»,

«Ты справишься, Марит», – заверила она.

Я медлю перед дверью Хелены, еще раз расправляю передник и поднимаю руку, чтобы постучаться.

– Госпожа Вестергард? – негромко спрашиваю я.

Ответом мне служит лишь молчание. Но потом дверь резко распахивается, заставляя меня отскочить назад.

– Она отправилась на прогулку, – говорит Лара, вся испачканная сажей, так как, видимо, чистила камин в комнате Хелены. – Сегодня с утра.

На ее щеке черный мазок, а в руках она держит метелку из перьев.

– Ева тоже ушла с ней? – спрашиваю я, поворачиваясь к комнате напротив, и мое сердце подпрыгивает при мысли, что есть шанс провести несколько минут наедине с Евой.

– Не знаю точно… – начинает Лара, но тут входная дверь на нижнем этаже распахивается с яростным скрежетом.

Кто-то вваливается в дом в сопровождении снежного вихря.

– Кто там? – окликает Лара, перегнувшись через перила.

Я чувствую холод, проникающий в дом снаружи.

– Помогите, – произносит женский голос. – Помогите… на дороге… – она делает судорожный вздох, напоминающий рыдание. – Кажется, они оба мертвы…

Лара роняет перьевую метелку и кричит.

Потому что в вестибюле стоит Хелена Вестергард.

И ее плащ спереди насквозь мокрый от темно-красной крови.

– В карете… – выдавливает Хелена, дрожа всем телом. – Помогите…

Я делаю шаг в сторону вестибюля – как будто иду под водой – и слышу, как кто-то спрашивает:

– Что случилось?

Я иду вперед. Ужас и безмолвие охватывают меня. Холодные, точно лед, они прорастают сквозь мое тело тысячами тонких ветвей. Я не слышу ни звука.

А потом все это обрушивается на меня: паника, громкие голоса, влажный стук собственного сердца в ушах.

– Это ваша кровь, Хелена?

Она мотает головой, точно в ступоре.

– Тогда чья?

«Лильян? Якоба?.. Евы?!»

Первых двух имен было бы достаточно, чтобы разбить мое сердце, но Ева… о, услышать сейчас имя Евы было бы страшнее всего.

Я сбегаю вниз по лестнице и вылетаю в открытую дверь, навстречу морозному ветру, как раз в тот момент, когда Нина распахивает дверцу кареты. Деклан пытается подхватить первую ношу и тащит ее к двери флигеля. Я чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Деклан пошатывается под тяжестью своего безвольно обвисшего груза.

Под тяжестью человеческого тела.

Нина ахает.

– Брок, помоги! – кричит она через плечо.

– Что случилось? – он появляется в дверях кухни и сразу принимается действовать.

– Эй, кто там есть, очистите стол, – командует Нина. – Вскипятите воду и приготовьте повязки.

– И позовите Якоба, – добавляет Хелена.

– Его нет дома, – отвечает Лара, бледнея. – Он уехал в город, к доктору Хольму.

Хелена тихонько бранится, когда Брок подхватывает с другой стороны ношу Деклана, и кровь капает на белый снег. Человек стонет, и, когда одеяло разворачивается, я с ужасом осознаю: это Филипп.

Брок и Деклан тащат его на кухню, а мы идем следом и сразу же кидаемся расчищать стол и искать полотенца, чтобы остановить кровь.

– Отправляйся за доктором Хольмом, – кричит Хелена, обращаясь к Деклану. – Живее!

– Девчонка… – вяло выговаривает Филипп, когда его укладывают на стол. – На нее напали… я пытался… сражаться с ним, – он морщится, кровь течет из раны у него в боку.

Воздух вокруг меня замирает, даже пылинки в нем словно бы перестают двигаться.

Какая девчонка?

Он имеет в виду Еву?

Почему она не с Хеленой?

Мне очень страшно. Слишком страшно, чтобы спрашивать. Страх – это ледяные пальцы, которые ползут вверх по моей спине, позвонок за позвонком, чтобы темной, стылой хваткой сомкнуться на моем сердце.

– Какая девчонка? – торопливо спрашивает Брок хриплым голосом, поднимая взгляд. – Какую девчонку он имел в виду?

Хелена делает глубокий вдох и выступает вперед. Выражение ее лица – болезненная скорбь и сочувствие – сразу говорит нам все. Она смотрит в глаза Дорит и без слов кладет окровавленную ладонь сначала на плечо поварихе, а потом – Броку.

– Я смогла перенести ее в карету, – тихо говорит Хелена. – Но было уже слишком поздно. Мне так жаль…

– О, Айви… – выговаривает Нина. – О нет…

Ноги у Дорит подкашиваются, и она опускается на стул.

На звуки суматохи сюда сбежалась прислуга со всего дома, но мы все вдруг замираем. Застываем в ужасе. Брок поворачивается и бросается обратно к карете, Дорит пытается встать и последовать за ним, но Нина удерживает ее, приговаривая:

– Нет, Дорит. Останься здесь.

– Что случилось? – спрашивает голос позади меня. Тонкий, испуганный. Знакомый.

Я резко разворачиваюсь и вижу ее.

Еву.

Маленькая и напуганная, она стоит здесь, напрягшись всем телом, и это так не похоже на ее обычную мягкую манеру держаться. Я сдерживаю крик и прокладываю себе дорогу через толпу слуг. Осторожно протягиваю руку и касаюсь запястья Евы, пока никто не видит. Вдыхаю запах пальмового масла от ее волос и крема, которым она натирает кожаные подошвы своих балетных туфелек. Чувствую ее пульс: он частит от страха.

– Что с ним случилось? – шепчет она мне, не сводя взгляда со стола, на котором лежит стонущий Филипп.

– Не смотри, – шепчу я и привлекаю ее ближе к себе. Кровь стекает за край стола и собирается лужицей на полу. В кухне пахнет железом. На плите что-то начинает пригорать.

– Найди полотенца, – приказывает Нине Хелена. – И, Ева… может кто-нибудь отвести Еву в главный дом?

– Я отведу, – быстро вызываюсь я, ощущая подступающую дурноту.

– Нет, Марит, ты нужна мне здесь, – Хелена смотрит мне в глаза, и я стараюсь не замечать темную запекшуюся кровь на ее волосах. – От тебя потребуется зашить его.

«Что? Нет!»

Я выпускаю запястье Евы, и она сползает по стене на корточки и прячется в тени, наблюдая.

– Но меня не учили медицине, – возражаю я, в отчаянии оглядываясь по сторонам.

– Никого здесь не учили. Но мы должны остановить кровь, иначе он умрет, Марит, – Хелена хватает меня за плечи и заглядывает мне в лицо. – Ты должна попытаться.

Стискиваю руки и пытаюсь сосредоточиться на исходящем от Хелены слабом, задержавшемся аромате белых нарциссов, аромате жизни. Рая и Деклан приносят полотенца, когда чайник на плите начинает пронзительно свистеть. Я приближаюсь к столу, загоняя назад тошноту. Филипп, в полубессознательном состоянии, извивается от боли.