Близко подходить Шал не стал. Остановился и наблюдал, ожидая, когда повторится замеченное ранее движение. Через некоторое время отметил, что впереди действительно что-то шевельнулось, взмыв вверх и тотчас опав на землю, и связано это с очередным порывом ветра. Недоверчиво поглядывая на возвышенность, что при ближайшем рассмотрении действительно оказалась барханом, он по дуге стал обходить ее стороной. Очередной порыв ветра донес женские рыдания.

– Твою мать…

Шал ускорил шаги и перед глазами предстала та, о ком он подумал в первую очередь. Фань собственной персоной.

– Чо ревем? – Он оперся о копье.

Девушка встрепенулась, схватилась за кобуру, но узнав Шала, обреченно сникла.

– Сляпа сламалась, сука!

– В твоей ситуации только о шляпе и горевать. И правильно, голову-то напечет.

– Ее папа делал мне! – Его сарказм Фань явно не оценила.

– М-м-м. Тогда понятно. Жалко, конечно.

– Сука, твая мать! – Она стукнула кулачками по земле. – Глебучая ветел и песок! Лодка звиздец!

– Ну не утрируй уж так. Может, можно исправить.

Шал обошел бархан, осматривая то, что раньше было буером. Перевернутая лодка собрала, конечно, много песка, но обычное откапывание тут не поможет. Часть рамы оказалась сломана, и не хватало одного колеса. Может, укатило ветром. Огрызок мачты и часть паруса, что периодически поднимался с земли, тоже следовало отнести к критическим повреждениям. Действительно, родной брат полярной лисицы, злой и беспощадный восточный кирдык.

Шал присел рядом с Фань и скрестил ноги.

– Дай воды, – показал он на флягу.

Девушка швырнула ему емкость с водой и отвернулась, продолжая горевать. Шал неторопливо напился, аккуратно завинтил крышку и поставил флягу между собой и Фань.

– Вот смотри. – Он уставился вдаль, щурясь из-за солнца. – Китайская нация была одной из древних на этой земле. Порох вы придумали, айфоны копировать научились, даже в космос летали. А все почему? Потому что ученых умных у вас много было и мудрецов. Неужели тебе твой отец не рассказывал про мудрецов?

– Гавалил, – кивнула она.

– И насколько я знаю, у любого народа есть мудрость, что остается неизменной на протяжении многих веков. А заключается она в том, что старших нужно слушать! Говорил я тебе, что бурю нужно переждать?

– Гавалил.

– А почему не послушалась?

– Ты те, Сталый, мне сяс мазги кусать будес маленькой лозкой, твая мать?

– Ха, – усмехнулся Шал, – лучшая защита – нападение? Ну ладно. Представим на минуточку, что ты вышла из того возраста, когда тебя нужно песочить из-за неудач. Каждый вправе делать выбор, за который сам впоследствии и отвечает. Я одного не пойму. Как ты тут оказалась? Вроде курс твой лежал на восток, а я шел на юг – как мы снова пересеклись?

– Ветел, сука! Юзнее меня сдувал, а лодка не слусался. Патом пелевалачивалась и все.

– М-да. Хреново. Как же ты теперь в Алматы попадешь? Пешком пойдешь?

– Да!

– Эх, – вздохнул Шал, – тут тебе судьба предупреждение делает, не надо туда идти, а ты уперлась, как баран в новые ворота. Придется проводить тебя до железной дороги. А там уже сама, пешком по шпалам на юга! Давай теперь шмотки твои откапывать. И на твоем месте я бы пистоль почистил.

– Тистила утлом.

– Ты в песчаную бурю попала! Песок и пыль в любую щель заметет, думаешь, пистолет остался чистым? Да в нем, наверное, картошку уже можно сажать, как у меня в ушах. – Шал ковырнул в ухе мизинцем и показал Фань грязь на нем. – Поняла?

– Да, твая мать!

– Вот и молодец. Садись в сторонку и занимайся. И по сторонам посматривай! Мало ли какую тварь по степи носит. И про небо не забывай. Твари еще летать умеют, точно тебе говорю.

Пока девушка чистила пистолет, Шал откопал все, что было в лодке, и сложил в кучу. Багажа оказалось немного. Несколько сумок, почти полная пластиковая канистра с водой, одеяла и кухонная утварь вроде чайника и котелка. Повертел в руках сломанную шляпу. При наличии материала можно и починить, но соломы нет. Значит, ходить девчонке без шляпы.

– Ну что, закончила?

– Да. – Фань с щелчком загнала обойму, убрала пистолет в кобуру и собрала оружейные принадлежности.

– Пойдем потихоньку? Дорогу одолеет тот, кто хоть и неторопливо, но идет.

– Аха.

Девушка поковырялась в одной из сумок, достала горсть сухарей и протянула Шалу.

– О! Рахмет! – Он сунул один сухарь в рот, а другие прижал к груди, пока вытряхивал из кармана листья астрагала и песок. – Как лаз думал, те бы созлать.

– Издеваеся? – Фань нахмурилась.

– И не думал. Лот занят. – Шал убрал сухари в карман, откусив тот, что был во рту, и с удовольствием захрустел. – Сейчас бы еще покурить, и вообще круто было бы. Живой, сытый, и молодая женщина рядом, – что еще для счастья надо? Ну, домбру еще.

Фань подозрительно на него уставилась, а он, усмехнувшись, подмигнул ей и объяснил:

– Я же старый уже. Значит, тебе тащить все, а я возьму канистру.

– Пфф, – фыркнула Фань и схватилась за сумки, – напугал еза голай зопай.

– Ты шутки понимаешь вообще? – Шал засмеялся.

– Панимаю. Налмальные.

– Да ну тебя! Шутки ей не нравятся.

Шли молча. Не потому, что говорить было не о чем, а чтобы сберечь силы. При желании всегда можно найти темы для беседы. Особенно если привык быть один и, чтобы справиться с периодическим приступом словоблудия, разговаривал с конем. Но Сабыр раньше в ответ только фыркал и иногда кивал головой. И в пустыне неизвестно сколько дней провел без собеседников, так что тут слова сами просились наружу, любые, даже просто хотя бы постебаться. Но раз единственный живой человек рядом шуток не понимает, придется молчать.

Пыль почти улеглась и высоко стоящее солнце снова стало палить, невыносимо светя в глаза. Шал с интересом посматривал, как Фань, обливаясь потом, тащит свои сумки. Сам, конечно, тоже взял что-то в руки, не все же на хрупкие женские плечи взваливать, но девчонку следовало подвести к тому, что когда придет пора расставаться, все свое добро ей нести самой. А идти придется очень долго и далеко. В общем, Шал решил не словом, а делом переубедить Фань, что благоразумнее отправиться к шаману, чем в Алматы. Идти гораздо ближе.

– Тяжело? – периодически интересовался он участливо.

– Нет! – неизменно отвечала Фань и уперто вышагивала впереди.

– Молодость, – философски замечал Шал и замолкал, посматривая под ноги, по сторонам и периодически оглядываясь. Расстояния в степи оказываются размытыми, вроде и близок тот или иной ориентир, а на деле до него топать и топать. Где-то впереди в небе завис стервятник, но насколько до него далеко, не определить. Что-то высматривал или на небольшом холме, что вставал прямо по курсу, или за ним. Обходить возвышенность было лень, не бешеные же собаки, чтобы лишние километры наматывать. Может, птица суслика там узрела или тушканчика, из-за этого паниковать не стоит. Вот была бы она покрупней, вроде давнего бородача, тогда можно начинать переживать, вдруг заметит.