— Я в батальоне. Тут у меня дело к тебе есть небольшое. Вечером хотел заехать, обговорить, но решил сначала позвонить, чтобы у тебя было время подумать. К нам прибыл новый офицер, капитан, должен возглавить, как и ты, разведывательную роту. У нас, конечно, есть дом для проживания. Но у капитана, понимаешь, какое дело, жена — оперная певица. Ей в военном городке работу не найти, даже в клубе. Не ее уровень. А она работать хочет. Думают в Самаре квартиру снимать, чтобы там на работу устроиться. Я и подумал… Ты же жить в Самаре не будешь. Продавать квартиру ты еще полгода права не имеешь. Может, пустишь туда квартирантов? Порядок и оплату капитан гарантирует.

— Нет проблем. Это даже удобно для меня — меньше забот… — сразу согласился я.

— Тогда я вечером к тебе подъеду. Капитана с женой захвачу. Поговоришь, познакомишься…

— Буду ждать, товарищ майор.

Саврентьев первым положил трубку, причем сделал это как-то поспешно. Я еще некоторое время держал свою в руках, соображая, как это так получается, причем получается уже не в первый раз: только я непроизвольно выскажу что-то — оно тут же сбывается почти дословно. Покачав в раздумье головой, я положил трубку.

Но аппарат неожиданно зазвонил снова. Реакция была естественной — Саврентьев забыл что-то важное сообщить и потому звонит повторно. Или разъединение произошло по техническим причинам и мы не успели договориться о времени его приезда.

— Капитан Довгополов, слушаю вас, товарищ майор. Что-то прервалось…

— Я не «товарищ майор», — сказал низкий голос с кавказским акцентом.

— Извините, мне звонил начальник штаба батальона Рощинской бригады спецназа, и разговор прервался. Видимо, по вине связи. Или что-то с аппаратом. Замыкает…

— Это бывает. Дмитрий Алексеевич, я поговорил со своими компаньонами. Наша окончательная цена — двести тысяч рублей. И не рублем больше. Решаем мы все дела большинством мнений. Модная нынче демократия. Если найдете весомые аргументы для моих компаньонов, можете их высказать лично. Меня они не слушают.

— Есть у меня некоторые аргументы, — серьезно согласился я. — Я вам их уже высказывал. А ваша сумма меня не устраивает категорически.

Я на короткое мгновение убрал трубку от уха, сунул ее под подушку и услышал низкий гудящий голос за моей дверью. Бандиты стояли на лестничной площадке, значит, этот звонок и предложение высказать аргументы лично есть не что иное, как попытка вытащить меня из-за металлической двери, которая пока является для бандитов непреодолимым препятствием.

Я снова поднес трубку к уху.

— …все равно завещание ничего вам не даст. Синица в руках лучше журавля в небе. Впрочем, попробуйте сами с ними договориться, — продолжал Лордкипанидзе. Он говорил таким убедительным тоном, что кто-то другой мог бы и поверить. Но он только что таким же тоном говорил мне о своих компаньонах. Не о компаньоне, а именно о компаньонах, хотя одного из них с ними уже не было. И договариваться мне предстояло только с оставшимся.

— Я бы попробовал, — согласился я.

— Тогда выходите на улицу. Мы сидим в машине прямо напротив вашего дома. На стоянке машин. Большой черный внедорожник. Мы ждем в машине…

Они посчитали, что действуют хитро, не приглашая меня просто выйти из подъезда, куда они могли бы подъехать. Тогда я должен был бы видеть машину из окна.

Ни людей Юровских, ни людей Стоматологова не было видно, хотя по времени им пора было бы появиться. Особенно группе, что работала на крыше моего дома. Этим вообще нужно было только спуститься… Мне было необходимо задержать на какое-то время бандитов здесь, на лестничной площадке. И я выбрал крайнюю меру:

— Вы в машине майора Никитина? В ней опасно разговаривать. Ее просто расстреляют с разных сторон, как только заметят…

Ответом мне было долгое молчание. Подполковник Лордкипанидзе или глубоко задумался, или язык себе прикусил. А я подлил масла в огонь:

— Что молчите, Анзор Георгиевич? — Тут я вовремя вспомнил, что отставной подполковник — человек чрезвычайно гордый и обидчивый, как говорил о нем капитан Юровских. Или вы в штаны наложили, а сменных с собой из Пскова не захватили?

— Слушай, мальчик… — ледяным тоном произнес Лордкипанидзе. — Ты слишком много знаешь. Понимаешь, чем это тебе грозит?

— Вам бы, товарищ подполковник, следовало поинтересоваться, откуда я все это знаю. Тогда бы вы вели себя иначе.

— Откуда же?

— В следственном управлении ФСБ рассказали. По старой дружбе. И о вашей дальнейшей судьбе тоже рассказали…

— О моей судьбе? — удивился Анзор Георгиевич.

— Да. Вы по незнанию не туда влезли, когда решили ограбить ломбард. Этот ломбард принадлежит серьезному местному уголовному авторитету, и ваши связи в уголовном мире вас не спасут. Вас повесят в камере. Сами же уголовники. По всем камерам местного СИЗО уже разослали «маляву». Там вас ждут с нетерпением.

Он думал долго. У Лордкипанидзе была хорошая трубка, с чутким микрофоном. И этот микрофон донес до меня характерные звуки. Я понял, что любопытная соседка смотрела в «глазок», но мало что слышала и потому решила выйти.

Щелчки двух замков ее двери и уловил микрофон. Я бросил трубку на стол, не беспокоясь о том, что она может разбиться, схватил малую саперную лопатку, у которой успел заточить только одну сторону, но схватил правильно — заточенной стороной в нужном направлении — и побежал к квартирной двери.

Я почти опередил Лидию Александровну. Она была натренирована в открывании своих замков, я — в быстроте перемещения. Я успел свои замки открыть раньше, чем она. По крайней мере, в одно с ней время.

Когда я распахнул дверь, то увидел перед ней двух бандитов, а за ними — щель в двери соседки. И тут же наткнулся на наставленный мне в лицо ствол пистолета. Этот пистолет был в руках майора Никитина. Я еще не успел осознать, настоящий это пистолет или пневматический, когда выставил вперед руку и закрыл голову плоскостью лопатки, чуть повернув ее под углом. Если пистолет был боевой, то девятимиллиметровая пуля пробила бы лопатку и попала мне в голову. Угол поворота плоскости был слишком незначителен для рикошета мощной девятимиллиметровой пули. Если пистолет был пневматический, то пули калибра четыре с половиной миллиметра срикошетят и отлетят в голову отставного подполковника.

Что и получилось. Я понял это по звуку выстрелов и по матюкам, которыми разродился Лордкипанидзе — пневматика, которую неопытный глаз не отличит от реального боевого пистолета, как не различила камера видеонаблюдения в ювелирном магазине.

А у меня просто еще времени не было, чтобы что-то увидеть. Так быстро все происходило. Но матюки звучали так колоритно и с таким сильным акцентом, что даже Лидия Александровна дверь стеснительно прикрыла.

Пользуясь тем, что лопатка изначально закрывала обзор Никитину, я снизу левой рукой ударил его под локоть, направив ствол в потолок. И сделал лопаткой короткое круговое движение, одновременно используя свою кисть, локоть и плечо. И увидел, как пневматический пистолет упал на бетонный пол вместе с отрубленными пальцами бандита.