Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проходите на кухню, — предложил я. — Я сейчас чай заварю.
Пока я заваривал чай, Лидия Александровна заняла угловое место, которое все почему-то стремились считать своим законным, не дожидаясь, пока хозяин им покажет, куда садиться. Я переселять соседку не стал, пристроился сбоку стола, тем самым избегая ненужных вопросов. Она и без того, как мне подумалось, желала озадачить меня.
— Я слушаю вас. — Я демонстративно посмотрел на часы. Была половина восьмого. По идее, подняла она меня вполне вовремя и возмущаться мне стоило только ее бесцеремонностью и навязчивостью, но никак не ранним визитом.
— Вы спешите куда-то в такую рань? — отреагировала Лидия Александровна на мой жест. Но вопрос был задан не таким тоном, чтобы она могла извиниться после моего утвердительного ответа и удалиться. Я вздохнул обреченно.
— У меня день не нормированный, я нахожусь, как вы могли наблюдать ночью, почти в боевой обстановке.
— Вот об этом я с вами и хочу поговорить. С точки зрения психологии. Я и вашему брату, как воевавшему военному, этот вопрос задавала. Вот вы находитесь в сложной ситуации, в опасной, прямо скажем, ситуации, когда кто-то пытается вас убить и ограбить. Меня в данном случае интересует внутренний мир человека. Что он в данном случае ощущает? Он строит какие-то планы на будущее? Он способен абстрагироваться от действительности и жить какими-то другими мыслями? И вообще, как он видит мир за пределами своей собственной реальности. Напоминаю, меня интересуют ощущения человека в то время, когда его могут убить. Когда кто-то настойчиво желает его убить, когда он находится на грани смерти. Он, понятно, готов бороться за свою жизнь, но до какой степени? И сразу еще один важный вопрос, параллельный, так сказать. Когда и как человек нравственно созревает до того, что, защищая себя, убивает сам? Это же спонтанные действия…
Осмысливая вопросы, я сначала неуверенно пожал плечами. Скорее всего, не потому, что не видел на них ответа, а просто брал, таким образом, время на раздумье и пытался сформулировать свои мысли, поскольку человек, как я читал много раз, только думает, что он мыслит словами. В реальности он мыслит исключительно образами. А случаи, когда в результате раздумий какое-то слово повторяется многократно в голове, происходит как раз после попытки перевести образы в слова. Мозг примеряется, подходит это слово под обстоятельства или нет.
— Я так считаю, что человеку всегда свойственно надеяться на лучшее. В любой ситуации. И потому планы на будущее он обязательно строит. Всегда, даже когда над пропастью на одной руке висит и камень, за который он уцепился, шатается. Человек не видит, что у него под ногами, но надеется, что там есть опора, которая его спасет. А, если нет надежды, то нет смысла жить дальше. Все становится бессмысленным, в том числе и сама смерть. Ведь смерть смерти рознь. Случается, смерть настигает человеке во сне. Случается, что на операционном столе или в больничной палате. Бывает, что смерть называют гибелью. Иногда — героической гибелью. При этом никто не знает, что чувствовал и о чем думал перед смертью герой. Но я почему-то уверен, что он тоже испытывал надежду, что все закончится для него удачно. И это не только геройства касается. Так однажды я разговаривал с человеком, который много лет назад, еще до армии, пытался повеситься. Так вот, когда он уже оттолкнул ногами табуретку, на которой стоял, у него успела промелькнуть в голове надежда на то, что веревка не выдержит его тела. И она не выдержала. Хорошо, конечно, что выдержали шейные позвонки, потому что они при повешении ломаются первыми. Человек говорил, что его спасла надежда. После этого он даже жену нашел с таким именем. И сам потом стал хорошим ответственным офицером. И больше уже не доверял веревкам. Даже в горах. У нас в горах и зашел об этом разговор, когда требовалось веревками для страховки пользоваться. Тогда он и рассказал мне, своему командиру, эту историю.
— А не возникает желания все бросить и убежать? Просто спрятаться.
Я недобро хмыкнул.
— Вы считаете, что можно убежать от себя? От своих ощущений, от своих привычек, от своих принципов? Можно ли изменить себе внутреннему и при этом остаться тем же самым человеком? Однажды совершив такой поступок, человек меняется полностью. И большинство его последующих поступков будет ориентировано именно на этот, первый случай.
— Я считаю, что это лучше, чем убивать…
В последнее слово она вложила столько злости, что, невольно подумалось, что она-то как раз и может убить.
— В данном случае, точно так же, как в боевых действиях на Северном Кавказе, убить пытаются убийцы. А я их убивать не собираюсь, я их просто уничтожаю. Чтобы они больше никого не могли убить. Уничтожить убийцу — не значит стать убийцей.
— А как же со старой средневековой поговоркой, что убивший дракона сам становится драконом?
— Поговорки зачастую имеют исключительно местное значение. Как та, что вы привели в пример. Там идет речь о борьбе за власть, и не более того. Мне кажется, что не стоит ее трактовать слишком широко. И вообще, насколько я знаю, это не средневековая поговорка, а сюжет какой-то индийской сказки. А что касается поговорок, то могу вам ответить другой, китайской: «Когда дерутся дракон и тигр, побеждает обычно обезьяна».
— Не поняла вашего намека… — ответила Лидия Александровна сердито. Так сердито, что мне подумалось даже, что при слове «обезьяна» я ткнул в нее пальцем.
Я хотел было предложить ей подумать, но потом сообразил, что она станет и дальше доставать меня, пытаясь понять смысл, и сказал:
— И дракон, и тигр в данном контексте — враги обезьяны. Кто-то из них погибнет, и обезьяне будет легче жить. Если брать эту пословицу применительно к моей ситуации, то люди, пытающиеся меня убить, и я сам — все мы принимали участие в боевых действиях на Северном Кавказе. У нас там было много врагов. Кто бы из нас ни погиб, враги будут радоваться.
Мой ответ, видимо, вполне устроил соседку. А я снова посмотрел на часы, демонстрируя ей свою занятость. И тут вовремя, словно мой намек подтверждая, зазвонил городской телефон.
— Извините, — сказал я и поспешил в большую комнату, оставив Лидию Александровну сидеть на кухне.
— Разбудил вас? — спросил в трубку капитан Юровских.
— Я уже больше получаса, как на ногах, — ответил я вполне бодро. — А вы, товарищ капитан, так и не ложились сегодня?
— У меня организм так устроен… Пока я на ногах, я бодр и нормально соображаю. Но стоит мне прилечь и недоспать, меня уже будить бесполезно, я буду спать на ходу, даже если меня с крыши небоскреба сбросить. Потому лучше до нынешнего вечера ложиться не буду. Капитан Стоматологов тоже такой по своей физиологии. Только он еще и кофе ведрами хлещет, а я маленькими чашками и изредка. Вот только что вернулся из буфета, он у нас круглосуточный, позвонил Стоматологову, и он, как обычно, мрачно поинтересовался, живы ли вы еще?
— Можете его удивить — я жив и здоров. Чего и ему желаю. И еще советую ему пить кофе хотя бы на ведро в день меньше. Иначе сердце себе быстро посадит. А откуда такой интерес к моему здоровью?