— Нет? Неужели вам приходилось питаться в полном одиночестве?

Рэйчел беззвучно кивнула.

— Ну а что все-таки вам давали на обед? — спросил Бингэм. — И как доставляли пищу?

Каждый вопрос колол ее, как стилет. «Интересно, до них доходит, каково ей сейчас?» — подумал Себастьян. Вряд ли. Они, конечно, понимали, что ранят ее, но не догадывались, как глубоко. Впрочем, скоро они все поймут. Для Рэйчел всё это было внове, они же поднаторели в своем деле. Они быстро ее раскусят.

— Пищу… просовывали через люк в стене. Всегда одно и то же.

— И что же именно?

— Хлеб и затируху.

— Затируху?

— Что-то вроде овсянки. В нее добавляли картошку. Иногда мясо. И еще суп и какао. Все.

Как по команде, все четверо опустили взгляд в свои тарелки, смущенно улыбаясь, мысленно сравнивая изысканное и разнообразное французское меню Жодле с затирухой и картошкой миссис Уэйд.

— Ну что ж, — подвела итог Китти. — По крайней мере это было питательно и сытно. Хорошо, что вас не морили голодом.

Рэйчел смотрела на нее так долго, что Китти пришлось отвести взгляд. Себастьян усилием воли прогнал воспоминание о том, как она выглядела в зале заседания суда. Казалось, она умирает с голоду. Неделю назад, когда он раздел ее, можно было пересчитать все ребра.

Салли положил руку ей на плечо. Она едва не подскочила на стуле, но сдержалась и начала переворачивать ложечку на скатерти.

— А что из себя представляла ваша камера? А? Она была большая?

Охота началась! Себастьян сделал знак лакею принести еще вина и, когда его бокал наполнили, отхлебнул сразу половину.

— Она была… восемь футов на пять[32]. Каменный потолок в семь футов высотой[33]. Железная дверь. Стены из рифленого железа.

— Окон не было?

— Окно было под потолком. Толстое стекло. Оно выходило во внутренний коридор.

— Вам было холодно?

— Да.

— У меня работал конюх, который как-то раз отсидел девять месяцев в Миллбанке, — вставил Бингэм. — Он говорил, что спать приходилось на голых досках. Судя по его словам, просыпался он с таким чувством, будто всю ночь его били палками.

Всеобщее внимание опять обратилось на Рэйчел. Флор пялился на нее открыто, другие бросали полные любопытства взгляды исподтишка. Их аппетит разгорелся, они жаждали крови.

— Что вы надевали? — захотела узнать Китти. Рэйчел съеживалась у них на глазах, словно стремясь стать как можно меньше ростом. Себастьян горько усмехнулся. Может, ей удастся проделать фокус с исчезновением, если игра продлится достаточно долго?

— Платье. Коричневое, саржевое. Белый чепец.

— Я слышала, что заключенным платят за работу.

— В Дартмуре, но не в Эксетере.

— И что же вы делали?

— Сначала я работала в тюремной прачечной. Потом в библиотеке. Потом в швейной мастерской.

— А в Эксетере? Что вы там делали целыми днями? — не отступала Китти.

Прошла целая минута, прежде чем Рэйчел сумела ответить:

— Я щипала паклю в своей камере. — Пакля. Грязный просмоленный канат, которым конопатят лодки. Себастьян взглянул на ее чистые руки с коротко подстриженными ногтями и вспомнил мозолистые ладони.

— Как это? Что значит «щипать» паклю?

Последовал тяжелый вздох.

— Норма равнялась трем фунтам[34]в день. Сырой канат бросали в камеру через люк. Нам надо было щипать его — отделять одну нить от другой, чтобы осталась кипа волокон. Вечером их взвешивали, чтобы удостовериться, что мы выполнили задание.

— Как это… скучно. Совершенно бессмысленная работа, никому не нужная. Разве это не скучно?

Рэйчел подняла одну бровь, наконец-то заставив Китти покраснеть.

— Да, — согласилась она. — Можно сказать, что это было скучно.

Ощутив в ее словах затаенный вызов, Китти на мгновение прищурилась, но тотчас же опять улыбнулась.

— Как интересно! А теперь расскажите о наказаниях, миссис Уэйд. Что они делали, если вы не были примерной заключенной?

Салли наклонился ближе. Наверное, она чувствует на щеке его дыхание. Но она была зажата между ним и Бингэмом, деться ей было некуда. Улыбка Китти стала хищной. Флор облизнул свои пухлые губы. Себастьян вдруг ощутил отчаянное, неудержимое желание напиться.

Кровь стала медленно приливать к бледному лицу Рэйчел.

— Нарушителей дисциплины сажали в карцер.

Они замерли, как коты, нацеленные на добычу. Мышка еще не издохла, она еще дрыгала лапками, стремясь убежать. Они ждали дальнейших объяснений.

— Мне нужно пойти посмотреть…

— Куда вас сажали? За что наказывали?

Хотя ей мешала рука Салли, Рэйчел сумела отодвинуть свой стул и встать.

— Я должна пойти помочь… Извините, меня ждут на кухне. Прошу прощения. Я…

Она взглянула на Себастьяна, но сразу отвернулась. Ей давно уже стало ясно, что помощи от него ждать не приходится.

— Я вернусь, — пообещала она в полном отчаянии и убежала.

Но она не вернулась. Себастьяну пришлось послать за ней, когда все гости вновь собрались в гостиной. Он не стал дожидаться, пока Салли или еще кто-то попросит его об этом, и сделал это сам — намеренно, хладнокровно, расчетливо, потому что именно травля Рэйчел должна была стать основным развлечением на весь вечер. Все это понимали. И хотя сам Себастьян утратил охоту к подобной забаве, это ничего не значило, напротив, это указывало на проявление опасной слабости, которую он решил в себе искоренить. Пусть Салли и остальные действуют от его имени, пока он заново собирается с силами. Надо вспомнить, кто он такой и в чем состоит его жизненная цель: в получении мирских удовольствий любыми средствами.

Салли потребовал, чтобы подали карты. Их принесла горничная с остреньким личиком по имени Вайолет. Она долго медлила в дверях, не желая уходить, и Себастьяну пришлось отослать ее прочь.

— Сыграем? — предложил Салли, хитро поблескивая бегающими глазками.

Он перетасовал две колоды, выбирая карты с картинками и отбрасывая все остальные.

— Это игра называется «Истина». Знаете?

Оказалось, что правил никто не знает. Китти, опустившись на пол, подползла к нему поближе и уселась прямо у его ног.

— Как в нее играть? — спросила она, обхватив рукой его ногу.

Ее иссиня-черные волосы искрились в свете ламп. Она перебросила их через одно плечо на грудь и любовно погладила раскрытой ладонью.