Рэйчел испепеляла его взглядом, чуть прищурив глаза; если бы взгляды могли убивать, Себастьян был бы уже мертв. Он улыбнулся ей.

— У вас какие-то затруднения, миссис Уэйд?

— Нет, милорд.

— Прекрасно. Не буду вас больше задерживать. У вас, наверное, уйма разных дел.

* * *

Клод Салли и остальные прибыли в пятницу, вскоре после полудня, гораздо раньше оговоренного часа. В тот момент, когда наемная карета из Плимута прогрохотала по каменным плитам двора, распугав грачей и потревожив живущую при кухне кошку, миссис Уэйд не было дома. В соответствии с условиями своего освобождения она должна была раз в месяц отмечаться у главного констебля и по случайному совпадению отправилась в Тэвисток именно, в эту пятницу. Себастьяну пришлось встречать гостей одному.

Их оказалось четверо: Клод Салли, сэр Энтони Бингэм, миссис Уилсон и Бертрам Флор. Себастьян знал всех, кроме Флора, необщительного флегматичного толстяка с мидлендским акцентом. Пока Китти — миссис Уилсон — обнимала его в виде приветствия, он мучительно вспоминал, приходилось ли ему спать с ней раньше или нет. Она раскраснелась и была растрепана, словно только что обслужила всех троих в карете. Себастьяна такое предположение ничуть не удивило.

Он был от души рад их приезду. Среди его друзей их можно было считать самыми распущенными, и он с удовольствием предвкушал, как они будут развлекать его своей язвительной болтовней. Хоть это и казалось невероятным ему самому, он начал всерьез поддаваться идиллическому очарованию Девоншира и теперь решил, что надо что-то противопоставить прелестям деревенской простоты. Что ж, общество Салли и остальных послужит ему отличным противоядием.

Как всегда, Бингэм был пьян.

— Эй, я помню это место! — воскликнул он, поворачиваясь кругом на неустойчивых ногах и оглядывая гранитные стены Линтона. — Ей-богу, я тут уже был! Вместе с тобой, Салли, ты помнишь?

— Ясное дело, недоумок! Я же всю дорогу пытался тебе растолковать, что мы тут были! Два года назад, когда Джеффри был еще жив. Ах да, Себастьян, прими мои соболезнования насчет твоего кузена! Несчастный случай на охоте, верно?

Фальшивое сочувствие Салли не обмануло Себастьяна.

— Так говорят, — небрежно обронил он в ответ и повел гостей в дом.

Всей честной компании дом показался забавным. Китти оказалась самой невоздержанной в своих шутках, и Себастьян невольно взглянул на все странности и недостатки своего жилища, которые уже научился не замечать, ее глазами.

— Что это такое, Себастьян? — восклицала она, носясь в танце по огромному холлу, увлекая за собой мужчин, распахивая настежь двери гостиных, с деланным изумлением высмеивая обветшалую и старомодную меблировку.

Прямые черные волосы падали ей на плечи и струились по спине почти до талии. Ей нравилось отбрасывать их назад, резким движением вскидывая голову. Теперь Себастьян вспомнил: они действительно были любовниками где-то в течение месяца года три назад. И она находила весьма оригинальное и неожиданное применение своим черным волосам, невольно приводившее его в трепет.

Они расположились на диванчиках и широких креслах, вмещавших двух человек, в гостиной розового дерева. Вскоре началась настоящая попойка.

— Эй, а где твоя глухая экономка? — вдруг поинтересовался Салли, расстегивая желтый жилет и распуская галстук. — Миссис Яблоки-Груши или как ее там… миссис Фрукт!

— Фрут, — неожиданно подал голос Бингэм, растянувшийся прямо на ковре с бокалом кларета на груди. — Глуха, как пень. Ни черта не слышала, если не проорать ей прямо в ухо.

— Она ушла на покой, — ответил Себастьян.

— Вот гадство, — с досадой заметил Бингэм.

— Вот гадство, — согласился Салли. — Жаль. Чего только мы ей не говорили, стоило ей отвернуться!

— Точно! — радостно подтвердил Бингэм. — Сальности, непристойные предложения… Мы кричали прямо в лицо старушке, а она лишь улыбалась. Это все Джеффри придумал. Было чертовски весело, — и он загоготал, расплескав вино себе на рубашку.

Салли поднялся с кресла и пересел на диванчик поближе к Китти. Свои светлые вьющиеся волосы он в последнее время начал зачесывать вперед a la Brutus[31], чтобы прикрыть лысеющую макушку. По сравнению со здоровыми и краснощекими сельскими жителями, к виду которых Себастьян уже стал привыкать, Салли показался ему бледным, изнеженным и дряблым. У него были бегающие светло-голубые глазки и тонкогубый рот, при улыбке опускавшийся уголками вниз. Разряженный по последнему слову моды, он выглядел неуместно в убогой гостиной, точно придворный сановник в монастыре. Он положил руку на спинку дивана и обнял Китти за шею.

— Какого дьявола ты все еще торчишь в этом захолустье, д’Обрэ? — спросил Салли. — Есть приманка? Ну давай, выкладывай! Чем тебя прельщает эта сельская дыра?

— Да-да, расскажи нам, — воодушевленно поддержала его Китти. — Тони уверяет, что это женщина.

— Держу пари, что женщина, — с пьяной важностью кивнул Бингэм. — А если не женщина, тогда овечка. Видит Бог, тут повсюду столько овец, что хватит на целый ирландский батальон, — заржал он, и Китти захихикала вместе с ним.

Улыбаясь Себастьяну через голову Китти, Салли стащил лямку низко декольтированного платья с ее плеча. Флор, выбравший себе место на диванчике под окном, наклонился вперед, глядя на них во все глаза и упираясь локтями в толстые ляжки. Заметив это, Себастьян вынужден был несколько пересмотреть свои прежние взгляды на расстановку сил. Если Китти и обслужила кого-то в карете по дороге из Плимута, то уж точно не Флора. Себастьян готов был побиться на последний соверен, что Флор любит только смотреть.

— Итак? — не отставал Салли. — Что такого есть в Линтон-холле, чего не может предложить тебе лондонский сезон?

Себастьян сделал вид, что обдумывает вопрос.

— Тишина и покой, здоровый воздух, размеренная жизнь. Множество птиц, и при этом ни одного голубя.

Бингэм фыркнул.

— Женщина, — изрек он не допускающим возражений тоном и перевернулся на живот.

Себастьян сидел на подлокотнике диванчика рядом с Китти. Она улыбнулась ему и принялась поглаживать его ногу от колена к бедру. Ее обручальное кольцо представляло собой несколько вытянутых в ряд рубинов в золотой оправе. Несколько минут он следил за движениями ее маленькой пухлой ручки, медленно скользившей по его ноге, и прислушивался к скребущему звуку ногтей, цеплявшихся за рельефную, «в елочку», ткань брюк, потом отпил глоток из своего бокала, поднялся и перешел к роялю.

Рояль прибыл неделю назад из его лондонского особняка. Стоило Себастьяну прикоснуться к клавишам, как он спросил себя, что заставило его ждать так долго, прежде чем выписать инструмент из Лондона. Он как будто встретил старого друга, а Линтон-холл и впрямь начал напоминать ему родной дом.