Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой книге я неожиданно нашел письма Свиридова Белову. Так здорово, что они опубликованы. Если в библиотеке их не найдут, то для истории их сохранит книга. Читаю письмо: «Вас постараются сейчас рассортировать и поссорить, рассорить (верное ли это слово?). Способ этот старый, но очень действенный. Для этой цели – одного возвышают, другого унижают. Ни один (достойный) настоящий русский художник не избежал глумления. Ни один, поверьте, будь он (литератор) поэт, либо музыкант, либо живописец: Есенин, Горький, Бунин, Рахманинов, Прокофьев.
Скрябин – возвышался с поэмами Сатаны, Л. Андреев (к нему был прикомандирован специально Чуковский для критической обслуги): Анатэма, Иуда Искариот и пр., и пр. Рахманинов, Прокофьев, Чайковский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин».
Второе письмо Свиридова от 30 марта 1987 года Белов прислал мне только что почтой. На нем стоит дата и место написания – 30 марта 1987 г. Ново-Дарвино. Написано оно не от руки, а отпечатано на машинке. Это же письмо я обнаружил в книге «Музыка как судьба». Несказанно обрадовался. Из него следует, что два великих русских подвижника умели не только слышать друг друга но и общаться на высокие темы:
«Дорогой Василий Иванович!
Получил от Гаврилина (уже с месяц назад) Ваше славное письмо. Спасибо за привет, за память. Отвечаю с некоторым опозданием: год этот у меня трудный. Много болел и до сих пор еще не пришел в себя. Речь на Пушкинском вечере – это был первый мой вылаз в свет почти за 10 месяцев. Настроение у меня, по правде сказать, грустноватое, в том числе и по той причине, о которой Вы пишете. Настойчивое насаждение «диссонанса» в искусстве и в сознании людском таит в себе дурной умысел. Так мне стало казаться особенно в последнее время, в последние годы. Главное, что старатели этого дела с необыкновенной ловкостью восприняли лозунги ускорения и перестройки и умело пользуются ими не на благо человеков. С каким-то садистическим удовольствием унижается и посрамляется культура, особенно русская, и вместо нее насаждается форменный разврат духовный и эстетический. Если бы Вы знали, что творится у нас в музыкальной среде, не описать словами! Союз композиторов превратился в организацию, подобранную совсем не по творческим признакам и для дурного дела. (Наверное, впрочем, зря досаждаю Вам своими цеховыми заботами!)
Мне известен проект памятника Победы № 206. Это поистине талантливое, вдохновенное создание, а я горд, что Вы отождествляете его с моею музыкой, как Вы о том написали.
Разумеется, столь выдающаяся работа вызывает взрыв зависти. Но дело не только в зависти к успеху, как мне кажется. Тут и по существу самого искусства, по душевному строю его – вражда. Ну да не Вам мне это объяснять. Говорить об этом надобно бы не с министром, а в другом, наверное, этаже. Ведь проект-206 отвергнут заодно с другими, и как бы уравнен с ними, что абсолютно несправедливо. Правда, дело еще не кончено!
Образцовой я говорил и писал ей о сборнике Иваницкого. Но знаете, у нее сумасшедшая жизнь: сегодня в Москве, завтра в Лиссабоне. Треплют они себя беспощадно и дела большого не делают. Зарабатывают только деньги. Обидно, куда уходит сила!
Желаю Вам здоровья и вдохновения. Сердечный привет семье, от меня и жены моей. Г. Свиридов».
Из письма узнаю, что круг общения Белова расширяется еще двумя русскими гениями – это композитор Гаврилин и оперная певица Образцова. О своем талантливом земляке Гаврилине он писал повесть. А про дружескую связь с Образцовой я не знал. Из письма ясно было, что Белов через нее хлопотал о помощи Иваницкому. При встрече я поинтересовался, какие отношения складываются у него с Образцовой. Оказывается, он в переписке и с ней, и с другой выдающейся певицей Ириной Архиповой. Но где эти письма? Моя просьба найти их так и осталась безрезультатной. Потеря для русской культуры, безусловно, значительная. Единственной сохраненной вещью оказалась подаренная Архиповой книга Белову с надписью «Василию Ивановичу с уважением Ирина Архипова. Вологда. 15.3.1995 г.». Ее он переподарил мне.
Последнее прочитанное письмо неожиданно заставило меня задуматься о том, что письма великих людей Белову каким-то Божьим провидением, но сохраняются, предаются гласности, по ним можно узнать, как они к нему относились, а какова судьба писем самого писателя Белова. О чем писал Белов тому же Свиридову? Где эти послания, откровения?.. Уверен, они также составляют наше национальное достояние. Их нужно искать и публиковать. Если у меня дойдут до этого руки, хватит сил и здоровья, то я постараюсь это сделать.
Письмо тридцать девятое
С праздником Светлого Воскресения Христа!
Анатолий Николаевич!
Сообщаю тебе, что альманах «Медный всадник» вышел. «Невский» (пьеса) опубликована.
Прозондируй почву в Волковском театре, если будут упрямиться – отступись! Мне хватит и того, что «Князь» уже поставлен в Питере… Не хочу клянчить ни у кого и ничего. Жду сейчас экземпляры из Ленинграда. Как только получу, так или привезу (когда поеду в Италию), или пошлю экземпляра два почтой.
В Бари летим с женой числа 24 мая, а пока надо съездить в Тимониху.
Вот все мои ближайшие мечты, кои вполне осуществимы. Будь здоров и не поддавайся врагам.
Бабурину и Глотову, а также редактору «Времени» кланяюсь. Держитесь, авось и одолеем так называемых демократов.
Получил ли мое письмо (то есть, письмо Шафаревича)? Книга его мною получена.
Белов. 17 апреля 2003 г.
Все, что смогла в то тяжелое время безденьжья и политического раздрая Петровская академия наук и искусств, сделать доброго для Белова, так это издать в своем альманахе «Медный всадник» новую его пьесу «Князь Александр Невский».
Лидер нашей партии Сергей Бабурин постоянно привлекал Белова к участию в совещаниях и «круглых столах», посвященных как политическому, так и экономическому кризису, в который загоняло страну «демократическое» правительство. Помогал нам писатель и в редактировании газеты «Время». Просьба передать редактору Николаю Павлову поклон связана была с тем, что он опубликовал его статью «Как писарчук Щербаков хотел меня обмануть», а также с теми передовицами, острота которых вызывала у Белова восторженный отклик. Статьи коллеги Павлова заставляли часто и меня задуматься над ними, поддержать их злободневность.