Общество потребления весьма серьезно относилось к деталям. В 1953 году Герлен отпечатал роскошный буклет, в котором предстали различные женские образы: блондинка Ирмин, брюнетки Корин и Армель, рыжая Лукреция и даже седоволосая Эльмира. Героини делились с читателями своими секретами, а Герлен выступил в роли поэта: «Из какой мечты, какой фантазии явились они на свет? – вопрошал он. – Из какой волны, из какой пены? […] Важно лишь то, что одна из них станет вашей подругой и поможет вам стать красивой и счастливой. Красота не подвластна времени. Она заключена не в молодости, а в гармонии».

Несмотря на почтенный возраст, Жак продолжал свои исследования, связанные с поддержанием влаги в коже. В 1955 году его изыскания привели к запуску продукта Hydroserum, а затем пудры Visage de Nuée и, наконец, незабываемой помады Rouge G de Guerlain. В возрасте восьмидесяти лет он продолжал работу над новыми проектами. Лили остается его главной музой и источником вдохновения. Между ними – любовь и взаимопонимание, которые они пронесли сквозь годы успеха и невзгод. Однако любящая жена видела, как сильно подорвано здоровье Жака. В последнее время ему иногда не хватало сил даже на непродолжительные прогулки по его любимому саду в Менёль. В такие дни он просил помощи садовника, который помогал ему дойти до любимой цветочной клумбы, чтобы на несколько минут погрузиться в ее аромат, который возможно послужит источником вдохновения и вновь пробудит его творческий талант.

Жак создал Atuana – новый шипровый аромат с базиликом и лавандой в составе, чтобы в очередной раз посвятить его любимой Лили. И он все еще находил в себе силы шутить. «К сожалению, теперь я создаю ароматы для пожилых дам!» – говорил он ей.

Вопреки возрасту он каждое утро отправлялся на завод в Курбвуа. В своей лаборатории вместе с сыном Марселем, который занимался концентратами, он неустанно писал и переписывал свои формулы, исследуя недавно прибывшее сырье, но все меньше мечтал о парфюмерии.

Рутина постепенно заглушала его былую страсть. Однако, когда Жак все глубже погружался в темный омут старости, непредвиденное событие вдруг выдернуло его из этого водоворота и вдохновило на создание своей лебединой песни.

Жака и его внука Жан-Поля, сына Жан-Жака, всегда связывало особое чувство. У Жан-Поля были проблемы со зрением, столь серьезные, что они напоминали Жаку о собственном потерянном глазе. Однако это компенсировалось обострением других чувств. Подобная странность приговорила его к одиночеству.

Испытывал ли эти муки сам Жан-Поль?

Во время новогодних праздников Жак и Лили собирали всех детей и внуков в своем парижском особняке. Они пили вино и с удовольствием общались, а Лили раздавала подарки.

На общем фоне радости и веселья Жан-Поль всегда выделялся. Робкий, замкнутый, он не участвовал в играх своих кузенов, предпочитая держаться за юбку матери.

Именно ее образ навеял Жан-Полю аромат Cachet Jaune, которым была пропитана квартира на Рю-де-Куртри в седьмом арондисмане[71]. Когда матери не было рядом, ее заменяла ирландская нянька, Бетти Флад. Благодаря ей Жан-Поль быстро выучил английский язык.

Жан-Поль любил жить по правилам, они придавали ему уверенности в собственных силах. Раз в неделю он пел в церковном хоре. Ему очень нравился запах ладана[72].

Жак, однако, заметил, что косоглазие Жан-Поля постепенно прогрессировало, а его одиночество усиливалось. В лицее Кондорсе приятели дразнили его и издевались над ним. Замкнутость, впрочем, способствовала развитию воображения. Жан-Поль обожал читать Шатобриана, Мюссе, Жерара де Нерваля, Ламартина. Он удивлялся рассказам Мопассана и испытывал дрожь от произведений Золя.

А еще он находил утешение в лошадях. Ездил верхом с шести лет и получил специальную лицензию, дававшую ему право участвовать в тренировках в Мезон-Лафите. Кроме того, Жан-Поль увлекался музыкой. Для него любые занятия служили упражнением и удовольствием. Именно так он познакомился с Жюльет Ашар, супругой писателя Марселя Ашара, отличным музыкантом и подругой виртуоза игры на пианино Самсона Франсуа.

Его дед обратил внимание на еще одну странность внука. Жаку рассказали о случившемся у лорда Виндлшема. Пятнадцатилетнего Жан-Поля отправили погостить в Англию, к секретарю Георга V. Мальчика принял сын лорда, сэр Фредерик Хеннесси. Жан-Поль проводил много времени за прогулками и общением с его двумя дочерями.

Эта история быстро дошла до Жака. Родители Жан-Поля были очень встревожены ухудшением зрения, поэтому ему пришлось отправиться на лечение в Германию, и врачам частично удалось восстановить его зрение.

Понимая, что Жан-Поль может вот-вот утратить связь с реальным миром из-за угрозы слепоты, Жак решил взять его в свой Дом на улице Мурильо и регулярно привлекать к семейным делам на фабрике в Курбевуа, чтобы развеять его одиночество и поддержать.

Жан-Полю исполнилось шестнадцать лет. С дедом его объединяло не только слабое здоровье, но и любовь к лошадям, произведениям искусства, природе. С подачи Жака внук стал изучать сырье и основные ингредиенты, представленные в лаборатории.

Согретый любовью деда, Жан-Поль включился в игру. Он еще не знал, что увлечение станет смыслом всей его жизни.

В семье Герленов парфюмерами рождались, а не становились. Жак поселил Жан-Поля в небольшую комнатушку, расположенную над его лабораторией. Высота потолков не превышала 190 сантиметров. Именно там Жан-Поль месяцами будет учиться распознавать более сотни базовых запахов и продуктов синтеза. Молодой человек начал с амилацетата, постепенно развивая навыки эмпирическим путем. Он даже будет работать с весами, несмотря на плохое зрение.

Жан-Поль помогал своему деду во всех операциях: проводил замеры, запоминал секретные формулы, осваивал знаменитую молекулярную технику.

Случилось так, что из-за холодов погибли почти все цветы, а Жак нуждался в экстракте жонкиля, чтобы сделать Vol de Nuit. Он обратился с просьбой ко всем друзьям, а также поставщикам Шлингерам, владельцам Дома Bertrand Frères в Грассе, добыть этот цветок. Они кропотливо отобрали всего лишь триста граммов драгоценного сырья, которые отправили вместе с остальным заказом, положив маленькую коробочку нарциссов рядом с десятикилограммовыми канистрами ирисовой смолы в большой ящик, заполненный древесной стружкой.