в темпе «пятилетка за три с половиной года» и, следовательно, является членом ударного отряда пятилетки». Обращаю внимание читателя на ключевой термин «следовательно»: сама методика позволяла с помощью несложных арифметических действий обнаружить в цехе передовика, автоматически включить его в ударный отряд и не думать при этом о его скрытых резервах, истинных возможностях и хотя бы маленьком напряжении, с которым он должен выполнять свое повышенное — в сравнении с чем, позвольте спросить, повышенное? — обязательство. Даже при самом серьезном отношении к ударничеству соблазн воспользоваться этим облегченным вариантом чрезвычайно велик. Целый пласт очень важных забот сразу оказывается ненужным, меж тем относительно благополучный финал обеспечен: большой ли, маленький, но экономический эффект будет.

Не могу утверждать, что именно этим руководствовались организаторы, предпочитая «брать» ударников, нежели их «делать». Скорее они действовали подсознательно. Я говорил со многими, в том числе с инженером Валерием Лисицыным, бывшим в ту пору секретарем заводского комитета комсомола, и зрелость их суждений была несомненна. Вспоминаю, например, такую логическую цепочку, которой они хотели придерживаться: добиться прежде всего реальности и обоснованности обязательств, что обеспечит экономический эффект, без которого невозможен эффект воспитательный, который, в свою очередь, закрепит и умножит экономический.

Читатель, вероятно, скажет: ну что ж, очень правильно.

Каждому человеку присущ дух соперничества, но «соперничество, — сказал Валерий Лисицын, — это без нас, а соревнование — это уже с нами». Свою задачу, то есть задачу комсомола, он видел в том, чтобы переплавить соперничество в движение сознательное, освещенное конкретной политической и экономической целью. И вот, положим, рабочему такую цель дали, он взял обязательство — что дальше? Рабочий придет в цех, свое отработает, наденет шапку и отправится домой. «А повесить его портрет на видное место, — сказал Лисицын, — нарисовать график и жирной кистью регулярно показывать ему и его товарищам, как идет выполнение обязательства, упомянуть его имя в докладе, дать ему премию или ордер на квартиру, подтягивать к его уровню остальных, короче говоря, всячески подогревать движение — это уже наша забота!»

Читатель вновь скажет: и это правильно.

Лисицын вникал в каждую мелочь, бегал за фотографами и художниками, лично переговорил чуть ли не с каждым членом ударного отряда, дневал и ночевал на заводе, ссорился с экономистами и мирился с ними — мог ли он подозревать, что через три года на заводе даже знать не будут, сколько человек выполняют повышенные обязательства? И согласится ли он со мной, что первая трещина появилась в тот день, когда Александр Черняев торжественно и официально пообещал остаться таким, каким он был, а его обещание было названо «повышенным»?

ОХЛАЖДЕНИЕ. Факт первый. Комсорг арматурного цеха Римма Обмелюхина в глаза не видела данных, приготовленных экономистом Шипуновой. Она взяла бланк и сразу пошла к Черняеву: «Саша, бери за три с половиной». Шипунова жутко обиделась: «Я две ночи считала…» Однако ошибки не вышло. То, что «на глазок» предложила Римма, точно совпало с «научным» выводом Шипуновой. Первая шла от практики, вторая — от науки, но, поскольку обе не тронули резервов Черняева, обе пришли к одному и тому же. Для комсорга: экономист Шипунова делала никому не нужное дело. Для экономиста: комсорг Обмелюхина пренебрегла научным подходом к ударничеству. А что в итоге? Пострадала солидность начинания. Потерялась сила первоначального толчка. Дальнейший ход ударничества невольно подпадал под влияние «нормального» легкомысленного отношения к нему.

Факт второй. Кроме экономического, рабочие брали по нескольку дополнительных обязательств: повышать свой культурный уровень, соблюдать трудовую дисциплину, участвовать в общественной жизни цеха, содержать станок в образцовом порядке и так далее. И это был чистейшей воды формализм, потому что и рабочие и организаторы знали, каким образом «проверяются», эти пункты обязательств.

Факт третий. Как и во всех цехах, в арматурном был сразу же создан штаб ударного отряда. Председатель штаба токарь Варичева как два года назад ушла в декретный отпуск, так ни одного заседания. Штаб развалился. Об этом на заводе никто не знал и не знает до сих пор. Штабные бланки аккуратно поступали в комитет комсомола и в центральный штаб. Их собственноручно заполняла Римма Обмелюхина, не забывая «присутствовали», «слушали» и «постановили». Однажды потребовались сведения о количестве членов ударного отряда. Комсорг от имени несуществующего штаба такие сведения дала, но вместо 15 человек написала 33: что-то перепутала, а исправлять не стала. Куда пошли эти данные, гадать не будем.

Факт четвертый. Последнюю премию за ударную работу токари арматурного цеха получили во втором квартале прошлого года. С тех пор — ни копейки. Вероятно, случился перерасход фонда заработной платы, но рабочим никто этого не сказал, никто с ними не объяснился. Они гордо молчали, руководство цеха тоже. Мне этот факт стал известен от сотрудников планового отдела.

Факт пятый. Красавцы графики, долженствующие отражать ход выполнения обязательств и вывешенные на видных местах по всему заводу, застыли на третьем квартале минувшего года. Они всюду застыли, как по мановению волшебной палочки, как в детской игре «Замри и не двигайся», и висят сейчас словно фрески, словно настенная живопись, сделанная на века. Неподвижен даже общий «Экран ударного темпа», повешенный в кабинете секретаря заводского комитета комсомола. Будто один человек, как фонарщик в старое время, обходил графики, но в один прекрасный день либо керосин у него кончился, либо ввели электричество, либо с ним что-то случилось, а заменить было некем. Собственно, почти так и произошло. В декабре прошлого года состоялась отчетно-выборная комсомольская конференция, после которой Валерий Лисицын перешел на должность заместителя начальника одного из ведущих цехов завода. Все держалось, оказывается, на одном человеке.

ФОРМА И СОДЕРЖАНИЕ. Давайте подводить итог. Что случилось? Почему на исходе третьего года пятилетки, в самую горячую и ответственную пору, стрелка барометра упала? Неужто мы придем к элементарному выводу, что во всем виновата ошибочная методология?

Нет, не так все просто, как выглядит с первого взгляда. Мы уже говорили о том, что ударный труд Черняева нужен цеху по целому ряду причин. И нравственных: он показывал остальным рабочим образец труда, подтягивал к своему уровню отстающих. И экономических: он перекрывал недостатки. Чем больше недостатков, тем интенсивнее должны трудиться Черняев и его товарищи. Таким образом, в повышенном обязательстве Черняева больше всего ценились мобильность ударника, его готовность сделать столько, сколько требуется цеху в данный конкретный момент. И товарищи, разрабатывающие методологию, ничего «от себя» не придумывая, идя от требований реальной жизни, продублировали эту условность.

Получилось, что форма, в которую облекли ударничество, вошла в противоречие с сутью. Могучие волны заплескались по поверхности, а в глубине было сравнительно тихо. Там, у станков, шла нормальная и